Начальник «Бухенвальда»

Продолжение. Начало в №5

Ирина ГРИЦУК

Боря Телевизор

Я работала на балансировке уже вторую неделю, но в норму никак не укладывалась. Иногда вполуха я слышала разговоры своих товарок о Боре Телевизоре, тогда они ворковали с нежностью голубей, проживавших на подоконнике нашей маленькой кладовки-конторки.

Об этой кладовке-конторке надо сказать особо. Там на высоко приколоченных полках лежали журналы нашей выработки, табель прихода и ухода со смены и еще какие-то инструкции, начерно покрытые сажей, всегда распыленной в воздухе. Надо честно признать, что эти брошюрки никто из нас, работниц участка, не читал и в руки брал, только когда приходило начальство с проверкой.

Тогда Муза Сергеевна, наш бригадир, статная, красивая женщина с длинными черными волосами, закрученными вокруг головы, и с глазами удивительной голубизны, улыбаясь, доставала эти старые инструкции, стряхивала с них сажу, ударяя книжицей по своему округлому бедру, и с приветливостью доброй хозяйки протягивала в руки главному пожарному с неблагозвучной фамилией Епишкин. Он отмахивался рукой от облака поднявшейся сажи, важно брал почерневшие листы инструкций и, довольный вниманием красивой женщины, задавал нам несколько дежурных вопросов. Это называлось общим словом «инструктаж», чтобы мы в случае пожара не растерялись, а проявили себя как образованные рабочие великого будущего. Ведь когда-нибудь оно настанет! А мы – вот они! Все обученные, умелые, и, самое главное, к этому будущему нас ведет такой замечательный бригадир с такими крутыми бедрами! Да еще с высоким бюстом и талией, ну, нормальной такой талией, до которой сегодняшним звездам ой как далеко. И, кроме всего прочего, наш бригадир была с глазами, в которых утонуть можно, как в Черном море, если вдруг туда путевку дадут.

Надобно сказать еще об этой конторке-каморке, что в ней стояли бидоны с бензином – разводить сырую резину, на случай если попадется слишком кривая шина и ее потребуется изнутри подмазать и выровнять. Конечно, такая шина задолбает дисбалансом в дороге любого шоферюгу. Но эти шины нужны были нашему цеху, чтобы дотянуть до плана, когда в конце месяца, как правило, не хватало процента.

Еще в нашей конторке был телефон. И это вам не шуточки! Телефонизация нашей великой страны, размазанной по территории Восточной Европы и Азии, шла как-то медленно. Поэтому телефон считался роскошью. И вот такая роскошь красовалась у нас в каморочке. Катя, которая исправляла шины на большом столе, окованном белым металлом, заслышав оглушительно дребезжащий звон переговорного устройства, с важностью брала трубку и долго выясняла, кому звонят и по какому поводу. Потом она высовывала голову из проема двери и истошным голосом, будто заблудилась в лесу, кричала:

– Ау! Девчонки, к телефону!..

Сбалансированные шины мы должны были откатить на склад камерного цеха и после этого доложить бригадиру Музе Сергеевне, что задание выполнено.

Опытные работницы откатывали шины, широко расставляя руки. Касаясь одними кончиками пальцев ребрышка протектора, женщины легонько, можно сказать, изящно подталкивали партию, в которой было пять или шесть шин. А шины, чувствуя себя в руках профессионалов, так же легонько и весело бежали по длинному и широкому проему цеха, закругляя свой бег на поворотах и не позволяя себе ни отстать, ни рассыпать строй. Это был высший класс виртуозности.

Три колеса я еще могла осилить, цепко и судорожно держась за края их протекторов, чтобы не раскатились в разные стороны, но откатить пять или шесть готовеньких шин – увольте! У меня длины рук не хватало.

Я хмурилась из-за того, что не успевала опять справиться с заданием, а Муза Сергеевна смеялась. Она рассказывала новость про очередное приключение Бори Телевизора. Кто-то стащил шнурок из его рабочего ботинка. Теперь Боря ходил так, что его стоптанный ботинок не менее чем сорок пятого размера скользил, бежал впереди хозяина, а Боря Телевизор, человек огромного роста, прыгал за ним следом на одной ноге.

Тем не менее, посмеиваясь, Муза Сергеевна зорко наблюдала за всеми, в том числе и за мной. Большинство женщин уже убирали каждая свое рабочее место, не спеша, с большим удовольствием обдували свою спецовку и рабочие тапочки воздухом из шланга.

А возле меня с двух сторон стояли стопки покрышек и камер. Их надо было еще сбалансировать, совместить, и хорошо, если при закрутке колпачков злая металлическая заноза не вопьется в кожу. Ну а если вопьется, то вообще беда. Пока вытаскиваешь ее, высасывая из пальца и обкусывая место травмы, драгоценное время уходит.

Вот уж скоро вторая смена, а я со страхом чувствовала, что не успеваю освободить ко времени станок!

Муза Сергеевна как бы невзначай покатила мои готовые покрышки на склад. Нина Сапожникова подошла, мигом вникла в ситуацию, где у меня лежат покрышки, а где камеры, и начала ловко комплектовать шины. Надувая их воздухом, быстро вставляла золотник и откидывала шину в сторону, а Катя, вынув из своего кармана колпачки, так же ловко, как Нина Сапожникова, прикручивала их на место.

Когда я поставила мелом последнюю риску на последней камере, возле меня уже было пустое пространство. Бабенки молча откатили всю мою норму и ушли. Последнюю пару шин я без труда откатила сама и, утерев лицо белой тряпицей, ругая себя за нерасторопность и неумение работать, пошла в душ, где уже мылась вся наша бригада.

Когда мы, намытые, причесанные и приодетые по тогдашней рабочей моде, вышли из ворот цеха, никто бы со стороны и не подумал, что идут самые что ни на есть работяги, только что вручную выполнявшие тяжелейшую и грязнейшую работу. Но ведь каждая из нас была женщиной. И не просто женщиной, а русской женщиной! Мы строили коммунизм. Мы должны были соответствовать великому будущему!..

Вышагивая на тонких шпильках и чувствуя невыносимую боль в стопах ног, честно отстоявших, открутившихся, отбегавших восемь часов, мы не подавали виду, что устали. Мы улыбались, потому что шли домой к семьям, с которыми в своей тягловой жизни виделись реже, чем с орденоносными покрышками.

«Нет, товарищ начальник цеха! – упрямо и зло думала я. – Нас не обуркаешь так просто».

Мы всеми силами желали быть прекрасными женщинами, и, ей-богу, мы были ими!

Продолжение следует