Александр Рыкунов: «Ученый сам намечает себе цель»

Граница между гуманитарными и точными науками очень условная. Наш собеседник – живой тому пример

Когда в официальных кругах говорят об инвестиционной привлекательности Ярославской области, одним из самых перспективных направлений называют нанотехнологии. Используют их в том числе в Рыбинске на базе НПО «Сатурн». В проектных работах задействована научно-исследовательская база РГАТА.
А в далеких 80-х, когда будущий профессор академии Саша Рыкунов защищал кандидатскую, слово «нано» не было столь популярным. Лишь иногда звучало оно в кругах тех, кто занимался точной обработкой материалов.
– Александр Николаевич, сегодня модное слово «нано» употребляют применительно ко всему: к производству инструментов, колготок, игрушек, еды. Вам не кажется, что это высокотехнологичное понятие нивелировано до бытового уровня? – Почему бы и нет? Приставка «нано» – это всего лишь аналог «микро», и ничего больше. Она просто означает, что мы имеем дело с тысячными долями микрона. Я не удивлюсь, если в производстве каких-нибудь расхожих товаров используются нанотехнологии.

– А в чем, собственно, их суть?– В чистом виде нанотехнологии – это, если говорить простым языком, такое «выращивание» материала, когда из атома создают молекулу, из молекулы – микроструктуру, например кластер или клетку. Получается вещество с новыми свойствами. Ну это, конечно, для наглядности. Я не знаю, что создатели рекламы имеют в виду, когда заявляют, что бутерброд создан по нанотехнологии. Может, они берут атом, делают из него молекулу и так до приличного куска мяса? Шутка, конечно, но сегодня действительно нанотехнологии используются очень широко.
– Но есть, наверное, область основного их применения?– Смотря что брать за основу. Вот, например, мое направление – точная обработка металлов резанием. Как и всюду, здесь существует зависимость цели от методов ее достижения. Что для производителя главное: цена, качество, долговечность, производительность? Можно, например, создать исключительно точный и практически вечный инструмент, но стоить он будет космических денег. Приведу пример. Всем знаком телескоп Хаббл. При изготовлении его зеркала использовались такие инструменты и оборудование, которые позволили достичь совершенно невероятных показателей качества: шероховатость поверхности – 8 нанометров, то есть 0,000008 мм! Для наглядности: если вашу волосинку представить в виде цилиндра диаметром в метр, то точность ее изготовления должна измеряться долями миллиметра. А ведь реальная толщина волоса – примерно 0,05 мм!
Стоимость такой «тарелки» – многие и многие миллионы долларов. Но главным здесь было качество. Уменьши шероховатость отражательной поверхности еще вдвое – и телескоп заглянет на несколько парсеков дальше. Да, его цена возрастет еще в разы, но результат стократ окупит любые затраты.
Однако чаще на производстве задаются другой целью – минимальной себестоимостью. При этом накладывается ряд ограничений, например требуемые (не наилучшие!) параметры качества продукции. Именно это и называется оптимизацией, а не простое сокращение расходов или численности рабочих, как это часто понимают.
В реальной жизни мы тоже, как правило, выбираем оптимум между ценой и качеством. И это нормально, поскольку космическая точность в повседневной жизни требуется редко.
Не думаю, что смогу ответить однозначно, где основная область применения нанотехнологий. Она ничем не ограничена. Например, наша кафедра в РГАТА занимается наноструктурированными износостойкими покрытиями инструментов. Речь идет о создании инструментов, способных с высокой точностью обрабатывать различные материалы. При этом они должны быть долговечные, и себестоимость их должна удовлетворить заказчика.
– Значит, практическое применение научные разработки академии находят даже в Рыбинске?– Увы, не все и далеко не всегда. Причины медленного внедрения лежат где-то в пределах экономического поля, в котором я не специалист. А сегодня, мне кажется, появилась и новая проблема. Не так важно, что ты делаешь, важно, как себя представишь. Думаю, что маркетинг сегодня играет большую роль, чем наука. И это не делает науку лучше. Я часто бываю на защитах диссертаций и могу утверждать: общий уровень научных работ стал ниже.
– Тем не менее кандидатов и докторов стало больше.– Какой-то смысл в этом есть. Надо, чтобы люди говорили на одном языке. Например, в нашей академии не так давно защищались несколько граждан Эфиопии. Диссертации не самые выдающиеся, но аспиранты уже понимают научный язык, с ними можно разговаривать, спорить, обсуждать научные идеи. Они стали частью научного поля. Только из этой среды могут вырасти таланты и гении. Вот вы понимаете суть теоремы Ферма? Нет? Мне с вами и говорить не о чем (смеется).
– Как в вашу сугубо техническую науку можно вписать увлечение археологией? – Для меня археология – это даже не увлечение. Это часть жизни, причем не уверен, что меньшая. А высокие технологии... Я уже говорил, что область их применения не ограничена. И в археологии многие методы исследования проводятся на молекулярном и атомном уровнях. Радиоуглеродный, дендрохронологический, спектральный анализы, металлография – перечислять методы можно долго. Видите: научное поле едино!
– В чем вы себя больше реализовали: в технической науке или в археологии?– У меня есть ученые степени и звания в области технических наук. Но, пожалуй, я не менее известен и в археологической среде, говорю это без ложной скромности. Давно предлагают защитить диссертацию по археологии. Будешь, дескать, двойным доктором. Но я не уверен, надо ли мне испытывать организм на прочность.
– Вы, наверное, на одном открытии города Усть-Шексна легко могли утвердиться как научный авторитет.– Знаете, город – это побочный продукт археологических исследований. У нас не было такой цели – вернуть Рыбинску тысячелетнюю историю.
– Тогда какая же цель у науки? – В науке целью будет то, что ты сам определишь. Например, есть цель – минимум себестоимости при производстве инструмента. Но тогда стойкость инструмента, уж извините, какая получится. В прикладных науках цель, как правило, – прибыль. С гуманитарными сложнее. В научных работах по истории пишут: цель работы – познать особенности становления древнего русского города. Ну, и что это за цель – изучение особенностей? Но, например, моя знакомая, защищая докторскую диссертацию в области юрис­пруденции по особенностям самоуправления в России с IX века, пришла к обоснованному выводу, что настоящее правовое общество в нашей стране построить практически невозможно. По крайней мере в обозримом будущем. Хотя такую цель она не ставила. Зачем нужна эта научная работа? Может, для того, чтобы время зря не тратить на недостижимые цели?
Юлия МУРАТОВА