От них отказываются родители. Хирург бесплатно делает пластические операции детям с заячьей губой

Большое интервью с ярославским доктором Леваном Еремейшвили, участником программы Operation Smile

Пластический хирург из Ярославля Леван Еремейшвили в свободное от работы время путешествует по всему миру. Он помогает детям из тех стран, где люди нуждаются в узких специалистах. Вместе с иностранными коллегами из международной благотворительной программы Operation Smile Леван Автандилович бесплатно оперирует детей с челюстно-лицевыми дефектами: с расщелинами нёба, дёсен и губ. О том, как проходят сложные операции в военно-полевых условиях и что делать родителям, если у ребёнка заячья губа, мы поговорили с ярославским доктором.

Международная медицинская организация Operation Smile была основана в 1982 году в США. Её основатели — пластический хирург Билл Маги и его жена Кэти — намерены были помогать детям и взрослым со всего мира. В 1995 году в Ярославле на базе нынешней областной детской больницы прошла первая международная медицинская акция. В этом же году в нашей стране была зарегистрирована независимая организация «Операция Улыбка», врачи которой до сих пор оперируют детей из России.

— Вы в инстаграме писали, что в Operation Smile («Операция Улыбка») берут только опытных врачей, а вы попали туда будучи интерном. Как так вышло?

— В 1995 году я оканчивал интернатуру, и в последний месяц обучения в Ярославль приехала делегация иностранных врачей из Operation Smile. Меня и ещё троих интернов попросили им помогать. Так получилось, что переводчики тогда ещё не приехали, а в больнице английским владел только я. Я помогал переводить, помогал нашим медсестрам пользоваться оборудованием американских врачей, ассистировал на операциях. Мне понравился дух организации, понравилось, что там все на одной волне и работают интересные люди. До 2005 года я работал там не в качестве врача, а в качестве организатора.

— В какой стране вы побывали впервые в качестве участника Operation Smile?

— Первый раз побывал в Индии. Это страна контрастов. Для того чтобы понять ценность жизни, надо слетать в Индию. Представьте, когда на перекрёстке стоит «Феррари», а рядом на разделительной полосе дороги спит человек. Он живет на 10 долларов в месяц, а у этой «Феррари» на газ топнул, и 10 долларов тут же вылетело в трубу. В Индии живут очень богатые и очень бедные люди. И индийцы спокойно к этому относятся. Они дружелюбные, гостеприимные и открытые.

— Как там обстоят дела с медициной?

— Медицина есть. Есть государственная медицина, поэтому можно прооперировать бесплатно. Но у них проблема — как добраться. У людей нет денег на транспорт, чтобы доехать до клиники. Были, конечно, люди, которые специально шли два-три дня пешком. Индия же тоже большая страна. Там нет узких специалистов в каждой маленькой больнице. Так же, как и у нас. У нас просто транспортная система налажена.

В Индии мы работаем уже 20 лет, и до сих пор не закончился поток больных. Несмотря на то, что там есть свои врачи. У них рождаемость большая, и врачи попросту не справляются.

— А дефект типа заячьей губы как-то связан с местом пребывания?

— Не особо. В среднем везде одинаково. Но есть такие зоны, где рядом атомное излучение — тогда число больных растёт. На 800 тысяч родов один ребёнок с патологией. К счастью, это бесплатная операция, потому что входит в перечень ОМС. Либо операция оплачивается фондом.

— Вы только детей оперируете?

— С врождённой расщелиной губы и взрослых. Расщелину нёба после 20 лет нет смысла оперировать, потому что человек уже адаптировался с ней жить. Он относительно нормально питается и общается. А губы оперируем. Был случай, пришёл парень с расщелиной губы, его годовалый сын с расщелиной и 60-летний папа тоже с такой же проблемой. Всех одновременно прооперировали. Потом они смотрели друг на друга, смеялись и удивлялись. У ребёнка, конечно, рубец лучше срастается, но у взрослого легче зашивать, потому что ткани большие.

— А отличается ли у вас и у ваших иностранных коллег отношение к пациентам?

— Все относятся одинаково. Но бывает, что многие врачи приходят в организацию, работают один раз, и им это не нравится. Это тяжёлая работа. Это шум, крик, разные люди. Ты не сидишь в кабинете, а проводишь осмотры где-нибудь на поляне под тентом. Каждый день в течение пяти-шести дней оперируешь в военно-полевых условиях с восьми утра до восьми вечера. За день можно провести пять-семь операций. Это физически тяжело. Ты как конвейер: прооперировали — следующий. Пока анестезиологи усыпляют пациента, ты можешь сходить кофе попить, ножки вытянуть.

— Что же вас тогда привлекает, если это такая сложная работа?

— Ну, слушайте, это очень интересно. Во-первых, мы помогаем людям. Когда ты осознаешь, что это нужно, это тебя мобилизует. Во-вторых, это профессиональное общение с очень хорошими специалистами со всего мира. По-английски поговорить тоже приятно. Ну и, конечно, ездишь по таким местам, куда бы тебя никогда не занесло. Даже по России сколько городов я объездил. И что нужно было бы такое придумать, чтоб я просто так отправился в Таганрог? Это как инфекция: если она попала в кровь, то ты будешь ездить всегда.

— А вы вкладываетесь в эти поездки, или вам все оплачивают?

— Оплачивают дорогу, проживание на время миссии и завтрак — обед. Периодически и ужины. Но для детей мы всё равно привозим раскраски, игрушки, купленные на свои деньги. Надо же детей чем-то развлекать до операции и после.

— Приходится ли вам как-то общаться с детьми?

— Мы до операции три дня ребёнка наблюдаем. Общаемся с ним через родителей и переводчиков. Дети, они же всегда дети. Все одинаковые. Может, и не понимают, что ты им говоришь, но по интонации и отношению знают, что ты хочешь им сказать.

— Вспоминаю милую фотографию, как вы держите на руках малыша. Какие у вас рождаются мысли после успешной операции?

— Начинаешь оценивать свою работу. Иногда думаешь, как хорошо получилось, но всегда есть какая-то неудовлетворенность. Переживаешь за результат, потому что хочешь сделать хорошо.

— А бывало так, что делали плохо?

— У оперативного лечения всегда есть 15–20 процентов осложнений. Мы всегда предупреждаем родителей, что у ребёнка могут быть осложнения, которые от нас никак не зависят. Представьте, вы нёбо зашили ребёнку, а он простудился. Недавно оперировали девочку, операция прошла успешно. Но девчонка рыжая, а врачи не любят рыжих, потому что у них всегда всё наперекосяк. И она прямо в больнице заболела, и все швы развалились. Так бывает: ты сделал хорошо, а природа распорядилась по-другому.

Есть, конечно, пациенты, которым мы не можем помочь в рамках Operation Smile. Мы приезжаем на десять дней, делаем операции и уезжаем. Хорошо, если в этом городе есть квалифицированный доктор, который может за больными детьми присмотреть. А есть и такие операции, которые подразумевают после себя две недели пребывания в больнице. Сложные случаи мы пытаемся как-то решить и родителями всегда объясняем, что если есть какая-то помощь от нас, мы её оказываем. Родители понимают, что их не бросают.

— А с родителями как общаетесь?

— Через переводчика. Они хоть тебя и не понимают, но обнимают, кто-то плачет, кто-то благодарит, приносит фрукты. Дети рисунки дарят, поделки. Эмоциональная благодарность — это уже хорошо.

— Что для вас всё же на первом месте: помощь, опыт или путешествия?

— Помощь и опыт, я думаю. А еще интересное общение с профессионалами. Адреналин, новое место и новые люди. Интересная работа.

— Адреналин? 

— Я в июле был в Малави, там 13% населения больны СПИДом. А ты едешь туда оперировать и имеешь прямой контакт с острыми окровавленными предметами. Начинаешь аккуратно себя вести, так как риск заразиться большой.

— И как семья относится к вашим путешествиям?

— Мама переживает всегда по поводу инфекций. Говорит мне, чтобы я делал прививки, не пил грязную воду. Папа гордится, что я помогаю людям за границей, а сыну интересно.

— О чём вы думаете, когда возвращаетесь домой? 

— Я думаю: «Ну вот, снова домой. Там сейчас нужно это и это сделать, ещё операция скоро...» Перевариваю эмоции, вспоминаю, в каких местах был. Думаю, что приеду домой и поделюсь эмоциями с близкими и друзьями.

— Не хочется улетать домой?

— А вам с отпуска хочется уезжать? Ну это не совсем отпуск, а смена картинки, другое место. Это всегда интересно, и ты воспринимаешь это как отпуск. А когда возвращаешься домой, то начинается рутина. А там — это рабочее приключение.

— А вы не думали переехать жить в другую страну?

— Нет. Куда переезжать-то? В Индию?

— Давайте представим такую ситуацию. Вам нужно лететь в другую страну, где вас ждёт больной ребёнок, но как раз на время поездки у вас в Ярославле есть пациентка, которой захотелось сделать пластическую операцию. Кого вы выберете?

— Вопрос нечестный. Мы планируем поездки за два-три месяца, а порой и за полгода, поэтому я успеваю предупредить своих пациентов. Ну, конечно, я бы начал договариваться с девушкой о переносе операции, если получится. Хотелось бы перенести и никого не обидеть.

Бывает, приходит на почту письмо, что через месяц вылет в какое-нибудь интересное место. А ты расстраиваешься, что не можешь полететь, потому что здесь, в Ярославле, люди тоже надеются на тебя. Даже отпуска под тебя подгадали.

— В Ярославле вы бесплатно принимаете детей с челюстно-лицевыми патологиями. Сколько вы зарабатываете, что позволяете себе такое?

— Я 20 лет проработал в детской поликлинике в Брагино, где вёл диспансеризацию детей с расщелинами. Кроме меня этого никто не делал. Я просто взял и перенес эту привычку в клинику, в которой сейчас работаю. По-прежнему дети со всей области и города, у которых челюстно-лицевые патологии, приезжают ко мне. Ну а кто этих детей будет смотреть?  Грубо говоря, вы устали, вам надоела эта работа. А кто кроме вас? А дальше нет никого. Но ты-то понимаешь, что эти дети есть и никуда не денутся.

— Дайте совет родителям, как вести себя, если у них родился ребёнок с расщелиной губы или нёба.

— Во-первых, надо обратиться ко мне, я им всё подробно расскажу. Во-вторых, относиться к ребёнку нужно как к нормальному. Нельзя приучать его к мысли, что он инвалид. Тогда ребёнок не будет зацикливаться, что он отличается от других. Ещё родителям нужно много терпения, так как в маленьком возрасте будут проблемы с кормлением. Постоянно нужно взаимодействовать с логопедами, лорами, ортодонтами. Морально всё это давит на родителей. Были даже случаи, когда я оперировал ребёнка в семье, а потом, когда он приезжал на второй этап лечения, его привозили из детского дома. Или наоборот.

— В каком возрасте лучше ребёнку делать операцию?

— Мы начинаем оперировать с четырёх месяцев малышей с расщелиной губы. От года до двух — расщелина нёба. С шести до девяти лет делаем костную пластику десны. Не всегда чем раньше, тем лучше. 

Фото Елены Вахрушевой и из личного архива Левана Еремейшвили  и текст предоставлены  ООО  «Сеть городских порталов»