Виталий НАЙШУЛЬ: «В России не закончилась гражданская война»
– Экономика России на подъеме: растут объемы производства, доходы населения, не говоря уже о стабилизационном фонде. Все у нас будет хорошо?
– В краткосрочной перспективе – да. Перед выборами начнут увеличиваться социальные выплаты, будут решаться забытые проблемы. Собственно, в этом позитивная роль национальных проектов, которые, конечно, к радикальным переменам не приведут.
Вроде бы радужная картина. Но известно, что рост российской экономики в значительной степени построен на высоких нефтяных ценах. С 1971 года, могу ответственно заявить, все предсказания относительно стоимости нефти исполнялись с точностью до наоборот. Саудовская Аравия всегда может стряхнуть цены до себестоимости – 4 доллара за баррель. Что произошло с СССР? В 70е годы под, казалось бы, стабильно высокие доходы от нефти развернули большую военную и социальную инфраструктуру. В 1985 году, когда они упали, советское государство не смогло резко снизить расходы и через шесть лет рухнуло.
Но проблема не только в зависимости от нефти, а и в структуре экономики и самого общества. В России пока не готовы вкладывать деньги в долгосрочные инвестпроекты, причем не только частники, но и государство. Что будет через три года, одному Богу известно, поэтому горизонты планирования столь ограничены.
– Виталий Аркадьевич, чувствуете груз моральной ответственности за ваучерную приватизацию?
– Я очень рано сгенерировал одну из идей, которая могла быть использована, но в 80е годы ко мне не прислушались. В 1992м я был уже против ваучерной приватизации, потому что это не была либеральнодемократическая реформа. Она была забюрократизирована, как и многое из того, что делала гайдаровская команда. И она на самом деле сковала экономику. Я не считаю, что приватизация была обманом, ведь поделить справедливо все равно не удалось бы. Вообще давать чтото незаработанное – дело аморальное. Ведь вопрос не в том, чтобы провести приватизацию, а в отделении государства от экономики. И она, как это ни парадоксально, отделяя ее в одном отношении, привязывала в другом.
Но главный минус в том, что имущество ушло в частные руки, а долги остались на государстве. Раньше государство платило за образование, здравоохранение и социальную сферу за счет той собственности, которая оказалась приватизированной. А долги и обязанности остались на государстве, которое, с одной стороны, стало мальчиком для битья у населения, с другой – его бьют бизнесмены за избыточные налоги. Проблема, если сказать порусски, как разверстать долги по собственникам – не решена, и неизвестно, как ее решить.
– С Ходорковским же все получилось: государство фактически национализировало «Юганскнефтегаз» за налоговые недоимки...
– Мне его почеловечески жаль: наказан не самый худший бизнесмен. С другой стороны, весь его процесс, помимо политической составляющей, показывает – результаты приватизации не легитимизированы, не признаны обществом. Значит, опять будет происходить перераспределение собственности внутри той группы, которая отличилась при дележе. И ни президент, ни Госдума РФ не могут узаконить приватизацию, только вся страна. Единственный способ добиться консенсуса – поставить проблемы перед населением России, чтобы люди сами сделали выбор.
Наша страна не имеет корней. Она в 91м году как бы родилась неизвестно откуда. Разорвана связь времен. С 1917 года, когда была свергнута избранная всей русской землей династия Романовых, ни сама российская власть, ни ее решения не одобрялись страной консенсуально. Вся послереволюционная политика вплоть до сегодняшнего дня является открытым насилием одних групп над другими. У нас, по словам политолога и журналиста Виталия Третьякова, не прекращается холодная и горячая гражданская война. Надо ее кончать, мириться.
– Построена ли у нас в стране рыночная экономика?
– По сути, нет. Надо понимать, что рынок не запускается отдельно в какомто месте, так что страна во всех остальных отношениях живет, как жила раньше. Если есть рынок, значит, есть суд. Если нет суда, то вместо него будет работать административная система. Значит, рынка уже не будет. Мы честно старались делать все по западным рецептам – но это не приводило к западным результатам. А октябрь 1993 года и вовсе показал стране, что один заимствованный институт может стрелять прямой наводкой по другому заимствованному институту прямо в центре Москвы. Извиняет это прискорбное во всех отношениях обстоятельство лишь тот факт, что стрельба велась по парламенту, доказавшему свою исключительную непригодность в России при всяком общественном строе и всяком правящем режиме.
Затем у властей возобладал прагматический подход к западной демократии: западные схемы стали гнуть под нужды текущего политического момента. Рынок строили с помощью подкупа депутатов Госдумы РФ – над этим работало подразделение Министерства финансов. Страну спасали от коммунизма ценой нарушения выборной демократии. Решение актуальных государственных задач было важнее, чем сохранение в чистоте принципов западного государственного устройства.
Такая двуликая демократия просуществовала до Путина. Но все тайное становится явным, и вскоре народ увидел, что самостоятельный парламент не нужен. На парламентских выборах 1999 и 2003 годов народ «опустил» Думу, дефакто подчинив ее президенту: побеждали партии, которые говорили, что будут следовать его указаниям. Народ превратил парламент в технический инструмент, проявив государственнические задатки. Раз мы строим авторитарный режим, надо это откровенно признать. Не надо себя обманывать.
– На чем держится российская власть?
– У нас работает институт первого лица. Но нужно помнить, что президент никогда не может полностью заменить собой суд и парламент. Потомуто у главы государства не оказалось средств общения со страной, кроме обратной связи по чиновничьей вертикали и телемарафонов. Произошло отделение власти от страны – очень трагичная вещь. Это как с воздушным змеем. Если веревочку оторвать, он сначала на радостях взлетает вверх, а потом падает. Веревочка – это легитимность, которая ограничивает власть. Как только ее перерезают, рано или поздно наступает смерть режима.
– Что делать, чтоб избежать новой революции, как приблизить власть к обществу или, если угодно, наоборот?
– Если бы «опущенная» ныне Государственная Дума играла действительно выдающуюся роль общенациональной трибунымитинга, все выступления депутатов обязательно должны были бы транслироваться по телевидению. В них народ узнавал бы свою жизнь и свое отношение к государству. Тогда и президенту легче было бы эмоционально солидаризоваться с мнением народа. Вече способствовало бы и развитию русской общенародной политической речи, проблески которой сейчас можно услышать во дворах и пивнушках, да от талантливых Жириновского и Черномырдина, выступающих на уровне деда Щукаря.
Если мы выберем тех, кто нам по душе, кто верно говорит о наших бедах и надеждах, то это воодушевит народ на большие дела, например – на долгожданное экономическое и демографическое чудо. В негативном – показывать растущее народное недовольство. Без вече государству грозят серьезные неприятности. «В народе, что в туче: в грозу все наружу выйдет!»– предупреждает русская пословица. Хочу сказать, что в России еще никаких реформ вглубь не было, а когда они начнутся, будет очень легко это проверить. Это случится, когда первое лицо обратится к стране со словами «Братья и сестры!»
Не всеми осознан и тот факт, что в России нет еще адекватного политического, общественного языка. Его придется конструировать. Если ктото на вокзале крикнет: «Не троньте, это моя частная собственность!», то сразу станет ясно, что этот термин – плохой перевод с английского. Или попробуйте после трех рюмок водки предложить тост за гражданское общество – вам скажут: закусывать надо. Если у вас есть язык, значит, у вас есть содружество людей. Без языка вы не будете иметь знания того, что происходит в стране, вы не сможете сформулировать, что есть государство.
В отношении обществоведения мы находимся в какомто допетровском состоянии. Мне кажется, что сейчас не хватает ученых, которые вдумчиво отнеслись бы к народной политической культуре. Но все были заняты делом, с 1991 года я не услышал ни одной новой мысли. Но сейчас, мне кажется, страна снова начала думать. Если поставим цель сделать не ракеты, а судебную систему лучше, чем в США, то все должно получиться.
– Как вы оцениваете план решения демографической проблемы с помощью увеличения детских пособий? Есть ли вообще необходимость стимулировать рождаемость?
– Все определяется идеологией. Если мы хотим, чтобы Россия была великой державой, тогда численность населения – это действительно проблема. Но предложенный президентом вариант, как полагают демографы, приведет не к увеличению, а к сдвигу рождаемости. Детей больше не станет. Подъем придется на время выборов, а потом будет провал. Численность населения неравномерна по возрастам, и демографический спад в 2010 году будет еще больше. Предложенные властью меры просто раскачают демографическую лодку. Увеличение денежных пособий – не метод повышения рождаемости, а первое, что приходит в голову.
– Если Россия – современная страна, то низкая рождаемость закономерна. Может быть, бросить силы на борьбу с высокой смертностью, как в Японии или Европе?
– Легко сказать. Это ужасно дорого. В США 15 процентов ВВП тратится на здравоохранение. У российского государства таких денег нет. Русская привычка оглядываться на соседа происходит от нежелания жить своим умом. Вы спросите, в Европе счастливы от того, что у них мало детей? В Германии об этом говорят как о проблеме, которую не могут решить. Значит, нужны другие методы. Растить детей – ручной труд, а в рыночной экономике люди убегают от трудозатрат. Материальные стимулы работают против демографии.
– Что же можно использовать? Моральное воздействие?
– Нужны жесткие решения. Один из вариантов – привлечение мигрантов, другой – отмена пенсий. Если человек, который вступает в трудовую жизнь, знает, что никакой пенсии не будет, то у него есть два рациональных способа обеспечить свою старость. Либо копить деньги, либо рожать детей.
– А они возьмут и не станут кормить родителей?
– Тщательнее надо воспитывать. Не как игрушку, а как будущего работника.
– Тогда надо иметь другую идеологию, общинную, как в Китае, а не западную либеральнорациональную.
– А почему не русскую: «Один сын – царю, один сын – Богу, один – себе на пропитание». Государство должно воспитывать людей вместе с основными религиями, ведь семья и для православия, и для ислама – одна из важных ценностей.
* * *
Наша справка
Виталий Найшуль окончил механикоматематический факультет МГУ, в 1971 – 1981 годах работал в НИИ при Госплане СССР. С 1981 по 1993 год – сотрудник Центрального экономикоматематического института АН СССР (РАН). В 1985 году в самиздате опубликовал книгу «Другая жизнь», в которой предложил приватизационный чек как инструмент разгосударствления собственности. Найшуль – автор концепции «административного рынка». Согласно ей в СССР между собой конкурировали не товаропроизводители, как на Западе, а чиновники всех уровней, которые стремились заполучить для своей отрасли, предприятия, региона больше распределяемых сверху ресурсов. С 1992 года Найшуль – президент неправительственного института национальной модели экономики. Соавтор манифеста «Правда и Порядок», с которым Александр Лебедь занял третье место на президентских выборах в 1996 году.Короткий адрес этой новости: https://yarreg.ru/n3560/
Комментарии: