А также в области балета

На Первом, как в засорившихся песочных часах, продолжал вяло крошиться «Тяжёлый песок». Этот последний вызывал сочувствие: с одной стороны, отрадно, что наконец-то появилась еврейская сага, окончательно сняв табу на острую полузапрещённую тему; с другой, создаётся впечатление, что авторы решили эту тему угробить, так её затянув, что порой, глядя на экран, хотелось подбежать и поддать им всем под зад: да шевелитесь же, пусть хоть что-нибудь у вас там произойдёт! Ей-богу, уложись они в три серии, вышло бы куда лучше. Впрочем, может, я придираюсь и сериалы такими и должны быть: неторопливыми, тягучими, чтобы сумрачными и тоскливыми осенними вечерами нашим дорогим пенсионерам было чем себя занять.

Забавная получилась дуэль у В. Соловьёва в его «К барьеру!» (НТВ). Обсуждалась – если это можно назвать обсуждением – современная ситуация в России, расстановка политических сил и будущее нашей экономики. На этот раз сошлись редактор известной газеты «Завтра» Проханов и реаниматор идущего ко дну «Союза правых сил» психолог Гозман. Проханов был неутомим и громогласен, как площадной коммунистический ор-р-ратор Анпилов, но и столь же абсолютно пуст. Спорить с ним было невозможно уже потому, что он не выдвигал ни одного аргумента, а просто непрерывно орал «Долой!» и «Проклинаю!», так что Соловьёв вынужден был его спросить, что же он всё-таки предлагает. На что ответом ему было очередное «Долой!». Секунданты Проханова были ему под стать или даже немного карикатурнее, особенно некий замшелый конспиролог с вытаращенными глазами, упиравший в Гозмана перстом, как красноармеец с известного плаката про Красную армию. Гозман был невозмутимо спокоен, похоже было, что оппонент его немало забавляет. Аргументация его была довольно убедительна, что ему, однако, ничуть не помогло: подсчёт зрительских голосов в пользу Проханова начался ещё до того, как этот последний принялся расстреливать Гозмана автоматными очередями ругательств, и закончился с пятикратным преимуществом редактора. Правда, все четверо судей безоговорочно присудили победу Гозману, но, сами понимаете, глас народа – глас Божий, так что в ближайшей перспективе инициаторам перестройки у нас в стране ничего не светит.

Прошло несколько интересных документальных фильмов, из которых особенно запомнились «Сталин, Гитлер и Гурджиев» и «Дело Кольцова» (оба на Пятом). В обоих случаях речь шла о загадочных и очень разных фигурах. Прежде всего – это Гурджиев, таинственный Калиостро прошлого века, не то потрясающий гипнотизёр, не то и впрямь инопланетянин, которому верили и прорицаний которого искали самые жуткие диктаторы недавнего прошлого. Расстрелянный одним из этой сладкой парочки журналист Кольцов, брат недавно скончавшегося карикатуриста Бориса Ефимова, оказывается, выполнял некие задания своего будущего убийцы.

Всё-таки любопытная это штука, жизнь, как там всё перемешивается. Гурджиевым дружно интересовались и Сталин, и Гитлер, при всей непохожести интересов этих двух людоедов. Но Бориса Ефимова Гитлер собирался повесить за его карикатуры, а Сталин использовал его брата, которого потом, правда, так сказать, от греха подальше убил. Но зато сам карикатурист рисовал всех подряд, кого требовали – хвалил (например, Ежова), кого надо – ругал (например, Тито), и так прожил больше ста лет, обласканный всеми без исключения вождями нашей страны, в том числе и Иосифом Виссарионовичем, который лично диктовал ему сюжеты. Сумейте вот так! Слабо? То-то.

А Пятому каналу – браво! На нём прошло несколько документальных фильмов «Балет и власть». Создатели этой серии наглядно показали, какова роль этого вида искусства в жизни империи. Оказалось, что, по большому счёту, империя и балет – это неразделимые сущности. Классический балет необходим империи как доказательство её, империи, прочности и незыблемости. В архитектуре этой цели служил классицизм, впоследствии выродившийся в так называемый сталинский ампир (напомним, что «империя» по-французски это как раз и есть «ампир»). Дворянское искусство оказалось очень удобным символом торжественной власть утверждающей красоты. Конечно, красоты традиционной, без всяких там модерных ухищрений. И в этом качестве балет, в первую голову наш, российский, достиг невероятных высот. Знаменитые дягилевские сезоны в Париже буквально потрясли западный мир. С тех пор и по настоящее время, как пел в своей ехидной песенке Визбор, в области балета мы впереди планеты всей. Правда, великая Майя Плисецкая утверждает, что в ногу с нами теперь успешно идут балетные школы и многих других стран, но приятно сознавать, что хоть все балеты равны, наш всё-таки равнее.

Удивительно ли, что властители империй балету и – конечно же! – балеринам оказывали всяческое содействие. А если учитывать, что эти самые властители – в большинстве мужчины, перед которыми на сцене порхают очень легко одетые молодые девушки, демонстрирующие все свои красоты, если понимать, что вообще любой балет всегда был очень эротическим зрелищем, что ж удивительного, если у ряда балерин регулярно появлялись могущественные покровители. И уж совсем неудивительно, что многие танцовщицы извлекали из этого определённую для себя пользу.

До революции балерины могли, как Кшесинская, строить себе дворцы вроде того, в котором в 1917-м большевики устроили свой штаб и с балкона которого выступал сам вождь мирового пролетариата. Именно об этом дворце ядовито писал Маяковский: «Дом Кшесинской, за дрыгоножество подаренный». Кшесинская была талантливой балериной и не менее способной интриганкой, от которой стонали театры. А сделать ничего было нельзя, ибо покровителями этой дамы были сами великие князья. И выступала она на сцене, сверкая отнюдь не фальшивыми бриллиантами.

Но вот наступил крах империи, и Ленин, гневно обличая дворянское искусство «дрыгоножества», лишил балет под­держки. Теперь бывшие фаворитки готовы были танцевать за буханку хлеба. Но буквально через несколько лет создатели новой империи поняли значение балета для страны и балерин для самих себя. И всё вернулось на круги своя. Искусство танца не успело потеряться, и наша балетная школа восстановилась во всём блеске. Зарубежные гастроли Большого и Кировского театров всякий раз производили фурор в Европе и Америке.

Правда, пролетарские вожди с их пролетарскими же вкусами были не чета прежним. Но всё же лучшие танцоры получали приличные квартиры и оклады, за что выступали на закрытых вечеринках и встречах и даже иногда приглашались к общему с вождями столу. Правда, им никогда не давали забыть, что они только слуги режима.

И всё же. Когда в войну одна из балерин Кировского, немка по национальности, была специально вывезена из блокадного Ленинграда, чтобы быть отправленной в концлагерь, её подруги, эвакуированные в Пермь, добились, чтобы ей позволили работать по специальности и даже преподавать в местной балетной школе. Догадайтесь, на что некоторые из них для этого вынуждены были пойти. Пермское начальство тоже ведь, знаете ли, балерин ценило.

И вот тут наступил новый кризис. Лучшие наши танцоры уже не удовлетворялись достигнутым, они знали, что на Западе балет идёт вперёд, и хотели экспериментов. Представляете? Экспериментировать на символе власти?! Только попробуйте! И российский балет на долгие годы застыл в своём блестящем, но всё же прошлом. Творцы требовали нового, им категорически запрещали, но на западные гастроли вынуждены были их посылать: для страны престижно!

Вот и грянула катастрофа. Барышников, Архипова, Нуреев, лучшие звёзды русского балета, гордость нашей балетной школы, нет, не уехали, – сбежали в Европу. Разразился скандал, против них была организована травля, их имена исчезли из наших справочников и энциклопедий, их даже пытались убить или хотя бы переломать ноги. На Западе их ждал оглушительный триумф, богатство и слава, здесь – злоба и ненависть.

Но теперь, слава богу, пыль улеглась, и наш балет всё-таки уцелел и даже экспериментирует. Я навсегда запомнил обложку популярного английского журнала, на которой была изображена Уланова с краткой подписью: «Галина Уланова, прима-балерина ассолюта». Представляете: «абсолютная»! Этот гордый термин изобрели для неё западные журналисты.

Счастье знать, что она ведь у нас не одна такая.