«И саночки ценою два рубли...»

К сожалению, поиск необходимых для данной темы материалов ярославского зем-ского суда, в котором служил отец поэта, в государственном архиве Ярославской области результатов не дал. Поэтому любое свидетельство об Алексее Сергеевиче Некрасове, сохранившееся в фондах других судов, например ярославского уездного, представляет для исследователей ценность. Дополняет его портрет новыми, ранее неизвестными чёрточками...

Случилось это в Ярославле 17 марта 1837 года. Неподалёку от приказа общественного призрения кучер отца поэта Флегонт Степанов сбил на лошади ростовскую мещанку Татьяну Ивановну Семёнову. Барин находился вместе с ним. Свидетелями произошедшего явились надзиратель помянутого приказа Матвеев и два его служителя – Ломов и Макаров. Матвеев приказал своим подчинённым задержать кучера и лошадь. Такие действия Алексей Сергеевич по отношению к отставному майору, каковым являлся, посчитал оскорбительными. Служителей, уже забравшихся было в сани, он вытолкнул. Следом выбросил и обломки фонаря, который сломала лошадь. Распряг её и ускакал, оставив кучера на месте происшествия. В это время мещанку Семёнову, упавшую ничком на дорогу, «наружно освидетельствовали» квартальный надзиратель Ярославцев и «добросовестный» свидетель Киселёв. «Опасных знаков к лишению её жизни» они не обнаружили – видна была только кровь, истекавшая изо рта по губам.

Взяв показания с главных участников события, за исключением мещанки Семёновой, представители ярославского уездного суда постановили: во-первых, кучера выдержать на первый раз под арестом при земском суде одну неделю, а потом обязать подпискою, чтобы на будущее время в подобных случаях был осторожен. В случае повторения подобных инцидентов кучер должен был бы подвергнуться «гораздо большему наказанию». Во-вторых, вину помещика Некрасова оставить под сомнением, так как в показаниях смотрителя и служителей обнаружились некие противоречия. В-третьих, расшибленный фонарь отослать посредством полиции господину Некрасову «для надлежащего исправления и приведения его в прежний вид и прочность». Кстати, после столкновения Алексей Сергеевич и надзиратель Матвеев первым делом побранились по поводу стоимости фонаря. Матвеев требовал за него 25 рублей, а помещик давал не более четырёх.

Сведений в решении суда по поводу мещанки Семёновой и её саночек стоимостью «два рубли», которые были раздавлены санями Некрасова, не имеется. Хотя «дело», начатое по данному инциденту, так и называлось: «О задавлении ростовской мещанки Татьяны Семёновой лошадью майора Алексея Некрасова». По всей видимости, «дело» это отец поэта решил с ней, как писали в таких случаях, полюбовно, заплатив за саночки и, возможно, за моральный ущерб. Судебное разбирательство нисколько не помешало занять ему место ярославского уездного исправника в мае 1837 года.

События, разбиравшиеся в ярославском уездном суде, могли быть знакомы поэту. В «Записках Пружинина» (1845), как мы считаем, содержится маленькое, но весьма колоритное дополнение к данному происшествию. Приводим фрагмент жизни провинциального городка из вышеназванного фельетона: «…Колокольчик звенит, взглянешь: самовар в шинели с стоячим воротником сидит на переплёте, ямщик гонит во всю ивановскую: видно, исправник едет в уезд». «Во всю ивановскую», видимо, и гнал кучер Флегонт Степанов. А в показаниях ярославскому уездному суду всю вину свалил на лошадь, сбесилась, дескать, по неизвестной причине. Вот так и получилось, что лошадь была признана главной виновницей произошедших событий.