Главное:

Константин лопушанский: «Дух в человеке неистребим»

– Константин Сергеевич, как вы определяете жанр своего нового фильма?

– Мистический триллер. В советском кино это называлось философской фантастикой, и сюда относились фильмы от «Сталкера» до «Писем мёртвого человека». Мне всегда хочется уйти от жанра, этого «прокрустова ложа». Но для зрителя определить его очень важно: это как знаки, помогающие ему настроиться, увлечься. Конечно, «Гадкие лебеди» – это ещё и психологическая драма.

– Как появилась идея постановки?

– Это долгая история! Ещё в 1987 году я встретился на одном из фестивалей с Борисом Натановичем и Аркадием Натановичем Стругацкими. И когда они назвали мой фильм «Письма мёртвого человека» одной из вершин кинематографа ХХ века, я едва не упал в обморок от счастья. На эйфории этих замечательных отношений они предложили мне написать сценарий для моего будущего фильма и поинтересовались, какое из их произведений я хотел бы перенести на экран. Я выбрал повесть «Гадкие лебеди». Они написали сценарий за один месяц, без договора, совершенно бесплатно. А мне – о ужас – он не понравился: сценарий не соответствовал моим представлениям, да и моя кинематографическая форма к тому времени ещё не определилась достаточно чётко. Я не знал как быть: братья Стругацкие – классики, а я – молодой режиссёр... Возникла неловкость, охлаждение в отношениях. Тот сценарий под названием «Туча» они опубликовали в своём собрании сочинений, но его так никто и не поставил. И вот через много лет я вернулся к этой идее. Приехал к Борису Натановичу (Аркадия Натановича уже нет в живых), теперь понимая, как надо делать этот фильм. И он разрешил мне самому написать сценарий. Так мы с Вячеславом Рыбаковым, замечательным писателем­фантастом, учеником Стругацких, приступили к работе...

– Где и как проходили съёмки?

– Мы снимали ночами, под искусственным дождём. Всё происходило в окрестностях Санкт­Петербурга. Каждый режиссёр отсматривает, ищет свой мир, близкий его кинематографу. Я отсмотрел под Петербургом всё и теперь могу снять здесь что угодно: хоть пустыню Сахару, хоть джунгли Амазонки. «Гадкие лебеди» полностью уложились в это пространство. А затопленный город – это и компьютерная графика, и ещё более добротный способ – макет. Ни одна компьютерная графика не может добиться такого правдоподобия. В нашем кино существует мощная традиция комбинированных съёмок, и мы её использовали.

– Вы довольно далеко ушли от повести Стругацких...

– Борис Натанович любит повторять: «Чем дальше вы уплывёте от литературного произведения, тем лучше будет кино». Так он благословляет тех, кому доверяет. И мы «уплыли» очень далеко. В повести есть политические аллюзии того времени, предчувствия шестидесятников – от всего этого мы ушли. Остались интеллектуальные столкновения.

– Вы считаете этот фильм этапным?

– В нём сошлось для меня очень многое, открылось, определилось. И потом – я просто не имею возможности снимать проходные картины, ведь работаю циклами, раз в пять лет. В силу нашего неразумно устроенного кинопроизводства снимать кино очень трудно. Так что мне предстоит жить каждым своим фильмом в течение нескольких лет – как же я могу себе позволить снимать проходные фильмы?.. Шучу!

ЛОПУШАНСКИЙ Константин Сергееевич, режиссёр, заслуженный деятель искусств России (1997), лауреат Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых (1987, «Письма мёртвого человека»). Окончил Казанскую консерваторию по классу скрипки (1970), аспирантуру Ленинградской консерватории как искусствовед (1973). В 1973 – 1974 – преподаватель Казанской консерватории, в 1974 – 1975 – Ленинградской консерватории. Кандидат искусствоведения. Автор «Очерков по истории русской музыкально­критической мысли. 1825 – 1960», автор оперных либретто. В 1978 году окончил режиссёрское отделение ВКСР (мастерская Э. Лотяну). С 1980­го – режиссёр киностудии «Ленфильм». Поставил фильмы «Соло» (1980), «Письма мёртвого человека» (1986), «Expulsion from Hell» (1988), «Посетитель музея» (1989), «Русская симфония» (1994), «Конец века» (2001), «Гадкие лебеди» (2006).
– Говорят, вы были ассистентом у Андрея Тарковского на картине «Сталкер» – это так?

– Распространённое заблуждение: я был не ассистентом, а студентом­практикантом. В то время я учился на Высших режиссёрских курсах в мастер­ской Эмиля Владимировича Лотяну, и Андрей Арсеньевич Тарковский читал у нас лекции. Летом он взял двух студентов (одним был я) на практику. Так я оказался на съёмках «Сталкера». Тогда сбылась моя мечта. Идя в кинематограф, каждый имеет какие­то ориентиры. Степень моего обожания фильма Тарковского «Зеркало» трудно передать. И большей мечты, чем работать рядом с Тарковским, и придумать было нельзя! И вот я оказался на съёмках «Сталкера»! Конечно, это во многом определило мою дальнейшую судьбу. Огромная планета проходила рядом... В один из самых первых съёмочных дней на площадку приехали братья Стругацкие. Двое Стругацких рядом! И это тоже было для меня чудом.

Андрей Тарковский помогал мне и в дальнейшем. Потом я помогал Андрею Арсеньевичу систематизировать его лекции. К тому времени я уже был кандидатом искусствоведения, и он попросил меня привести в порядок его записи. Я сделал это, и он остался доволен. Я тоже, ещё и потому, что в процессе этой работы мы обсуждали какие­то вещи, и передо мной во всей полноте открывалась его теоретическая система взглядов на киноискусство. Когда Тарков­ский уехал из страны, мне было очень трудно. Я носился с замыслом «Писем мёртвого человека», боролся с жестокостью цензуры, учился преодолевать многочисленные препятствия. С помощью академика Велихова «Письма...» всё­таки состоялись...

– В фильме «Гадкие лебеди» главную роль сыграл Григорий Гладий. Как этот редкий на наших экранах человек попал в ваш актёрский ансамбль?

– Да, он уже 20 лет живёт в Канаде, снимается и в Америке, и во Франции, иногда участвует в спектаклях Анатолия Васильева. Мои ассистенты напомнили мне о нём, и я вспомнил, что в своё время этот актёр понравился мне в фильме «Ленин­град. Ноябрь». Я написал Грише, попросил его прислать фрагменты из своих последних фильмов. Потом мы отправили ему сценарий, и он его заинтересовал. Пробы прошли отлично, и мы начали работать, сдружились.

С актёрами мне вообще повезло. Я очень люблю Леонида Павловича Мозгового. Ему всё время дают роли с большим уходом от собственной индивидуальности, а я предложил ему в роли Галембы сыграть самого себя. Он был счастлив и работал с воодушевлением. Давно мечтал работать с Ольгой Самошиной, и она очень точно сыграла здесь роль бывшей жены героя. То же самое могу сказать и об Алексее Кортневе. Детей мы нашли в обычных наших школах. Они очень хотели сниматься! Были и слёзы, и звонки от знакомых, просьбы. Дочка одного известного актёра не прошла пробы и очень переживала. Когда я спросил её, почему всем так хочется попасть в наш фильм, она ответила, это кино – про них. И я понял, что в этом возрасте дети переживают трагедию: жизнь подрезает им крылья. Они впервые сталкиваются с её жестокостью и пошлостью.

– Ваш футуристический фильм невероятно актуален...

– Да, он поднимает проблемы, очевидные сегодня. И одна из них – откровенная дебилизация общества – не только у нас, во всём мире. Это видно хотя бы по состоянию телевидения. Происходит катастрофическое падение интеллектуального уровня. И вместе с тем появляются островки резкого скачка – отсюда дети индиго. Стругацкие предсказали это столкновение двух интеллектуальных полюсов. Всегда были учителя, пытающиеся поднять общество на другой интеллектуальный и нравственный уровень, и всегда человечество яростно противилось этому, жестоко расправляясь с ними. Низкое, животное сознание торжествовало: так революция 1917 года снесла узкий интеллектуальный слой «серебряного века», а фашизм растоптал в Германии европейскую культуру. Но дух неистребим в человеке – и это вечная истина. Вот самый классический пример: христиане, которых вначале было всего­то человек 70, в итоге свалили Римскую империю.

– Было бы очень интересно узнать, как рождалась потрясающая музыкальная тема фильма...

– Это единственный случай в моей практике, когда мы ещё до начала съёмок записали звуковые фактуры как основу будущей музыки фильма. Случилась интересная вещь: перед началом работы я попал на выставку звуковых скульптур, которая представляла творчество художника из Швейцарии по фамилии Календарёв. Это огромные листы из металла, создающие потрясающие обертоны. Потом я узнал, что они звучат, как тибетские колокола. Я тут же позвонил Андрею Сигле и попросил его немедленно записать это. А когда начались съёмки, Гриша Гладий привёз с собой диск для медитаций – музыку, которая, как он сказал, помогает ему. Это были изумительные мелодии тибетской флейты. Они стали второй подсказкой для меня и композитора.

Короткий адрес этой новости: https://yarreg.ru/n3cs9/

Самые интересные новости - на нашем канале в Telegram

Чат с редакцией
в WhatsApp
Чат с редакцией
в Viber
Новости на нашем
канале в WhatsApp
Новости на нашем
канале в Viber
Новости на нашем
канале в Viber

Предложить новость