«Умные» собаки Николая Некрасова

В рассказе Н. А. Некрасова «Помещик двадцати трёх душ», опубликованном в 1843 году, имеется эпизод о смышлёном псе Касторе, который был обучен разным фокусам. К примеру, хозяин приказывал собаке встать на задние лапы, клал ему на нос кусок мяса и начинал отсчёт буквами старославянского алфавита: аз, буки, веди, глагол, добро, есть... Дождавшись последнего слова (оно произносилось с повышением интонации), Кастор, к тому моменту истекавший слюною от желания съесть этот кусочек, подбрасывал его носом и на лету проглатывал. Гости приходили в восторг от «умной» псины.

Заметим, что аналогичный трюк с дворовым псом Трезоркой проделывал «братец Федос» – один из персонажей повести М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы». Это свидетельствует о том, что данный фокус был распространён в провинции. Не все трюки дрессировщиков собак, конечно, имели безобидный характер. Известен случай, когда кавалергарды Лунин и Волконский (впоследствии декабристы) научили пса по команде «Наполеон!» прыгать на прохожего и срывать с него шапку.

Рассказы об «умных» собаках были весьма популярны в литературе 1840-х годов. В «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду», например, сообщалось о собаке, которую корыстный хозяин, чистильщик сапог, научил пачкать обувь своих клиентов: «Недалеко от того места, где он раскинул свою палатку, находится грязная лужа. Здесь с утра до вечера собака мочит хвост и лапы свои и подстерегает прохожих. С неимоверным инстинктом умеет она выбирать хорошо одетых, подбегает к ним, ласкается и немилосердно пачкает у них обувь. Тут как раз подбегает услужливый хозяин. Между тем, как он чистит сапоги, собака стоит по­одаль, помахивая хвостом. Нередко случается, что она раза два или три повторяет свой манёвр на одном и том же прохожем, конечно, она часто подвергается жестоким ударам, но, кажется, барыши, получаемые хозяином, утешают её за побои. Один англичанин, любитель редкостей, предложил за собаку 75 фунтов стерлингов (около 1800 рублей), но хозяин её не согласился взять их» (1838, № 50).

В 1844 году вышла в свет книга Надежды Мердер «Инстинкт животных, или Письма двух подруг о натуральной истории и некоторых феноменах природы». В ней сообщалось о дворовых собаках Лыске и Волчке, отличавшихся «особенным умом». Эти собаки всегда знали, когда хозяин прибудет домой и по какой дороге, встречая его за многие вёрсты.

«Литературная газета» (1844, № 43) не преминула поместить хвалебную рецензию на книгу Мердер. В этом же номере была опубликована заметка «В Италии» о собаке, которая выпрашивала у проезжающих деньги, покупала (?) на них булку и делилась ею «с одною старою собакою, своею подругою, для которой имела привычку просить милостыню».

Особенно была востребована читателями «Литературной газеты» светская хроника о жизни собак высокопоставленных особ (1844, № 13). В Париже одна графиня устроила бал. Мопсы, шпицы и другие комнатные собаки под звуки вальсов и кадрилей «танцевали очень мило на зад­них лапках», ужинали на серебряных тарелках (при этом каждый четвероногий гость должен был уметь пользоваться салфеткой). Из-за костей между собаками возникли ссоры, поэтому некоторых из них выслали в переднюю и оставили без десерта. Так вот, одна ангорская собачка, взяв в рот бисквит, отнесла его своему любовнику, выгнанному будто бы за то, что он из ревности укусил одного мопса.

На публикациях в «Литературных прибавлениях» и «Литературной газете» выбор мы сделали не случайно. Николай Некрасов печатал в них свои стихи и рассказы. А вот мелкие заметки, включая переводы с иностранных языков, в традициях того времени не подписывал. Не иск­лючено, что к некоторым из них он был причастен.

И в жизни у Некрасова было немало «умных» собак. Даже великий князь Николай Николаевич просил на охоту его гончих. Однако сам поэт отдавал предпочтение сеттерам и пойнтерам. Диана, Зорька, Кадо, Медор, Оскар, Правда, Раппо, Спорт, Уэбб, Фингал, Фридка... Вот далеко не полный перечень кличек некрасовских собак, упомянутых современниками Николая Некрасова в переписке и мемуарах. А двух пойнтеров – Фингала и Кадо – поэт запечатлел в своих произведениях.

Ну кто же не помнит «умного» пса Фингалушку из хрестоматийного стихотворения «Кресть­янские дети». Этому псу «обширная область собачьей науки», как известно, была знакома «в совершенстве». Писатель Сергей Терпигорев так передал рассказ поэта об этой собаке: «Ведь вот Фингал пёс, а дашь ему плётку – несёт, бережно, с любовью, а ведь тоже боится её, скажешь: а где плётка? – Слово только услышит «плётка», не знает ещё, что с ним хотят делать, а уж боится, сейчас видно это...».

Кстати, о кличке собаки. Фингал – это вообще-то не «синяк» под глазом, как наивно полагают некоторые школьники, а один из героев популярной в своё время одноимённой трагедии Владислава Озерова. По сведениям писателя-охотника Леонида Сабанеева, кличкой «Фингал» обычно нарекали легавых кобелей. Поэт Дмитрий Ленский дал её собаке в стихотворении «Письмо к рекруту». В романе Некрасова «Три страны света» также находим пса с таким именем.

Чёрный пойнтер Кадо, трагически погибший на охоте, был любимцем Некрасова. Поэт Алексей Плещеев вспоминал, что Кадо чувствовал себя в квартире поэта «вторым хозяином» и находился всегда «на почётном месте». Собака была настолько умна, что, по словам Глеба Успен­ского, лаяла только на чиновника цензурного комитета, доставлявшего Некрасову неприятные хлопоты.

Перед поездкой за границу поэт писал родным в Карабиху: «Жаль будет покидать только Кадошку, но очень жаль! Что за умничек, если б вы знали!» Из Висбадена Некрасов справлялся у приятеля Василия Лазаревского о самочувствии пойнтера и уходе за ним: «Напишите нам, друг, как он? Главное, здоров ли и не чинится ли ему каких притеснений со стороны Александра. Мои распоряжения были: Никанору занять комнату с лежанкой, дабы Кадо мог жить в комнатах и в саду. Никанору водить Кадо на охоту ежедневно, Никанора от Кадо никуда не отрывать». Поясним только, что Александр – егерь Некрасова, а Никанор – слуга.

«Умничку» Кадо поэт запечатлел в стихотворении «Уныние» вместе с любимым скакуном Черкесом:

Дрессировали собак для русских охотников обычно в Анг­лии. Не всегда, правда, она проходила удачно. Некрасов по этому поводу однажды посетовал: «Удивляюсь Гамильтону, который выслал собаку не вполне готовую! – Он знает, что в России нет породы и ещё менее классической дрессировки, за которую, собственно, и стоит платить, а не за красоту и даже не за породу, которая от волка, например, весьма надёжная».

Английский способ дрессировки, в частности, отличался тем, что собаку с раннего возраста приучали при известном окрике или жесте ложиться и надолго оставаться без движения. Этот приём в старину называли умиранием: пёс не должен был до приказа хозяина подавать признаков жизни. Полагаем, что Фингал именно этот приём дрессуры исполняет в импровизированном крестьян­ском «театре»:

Собаки для Некрасова были самыми близкими и надёжными друзьями. Они спасали его от приступов хандры, которым он часто бывал подвержен. Однажды, находясь в состоянии мучительных раздумий о пользе литературы вообще, он в письме признался Николаю Добролюбову, что эти мрачные мысли нашли на него после того, как он отправил своего «друга» пса Оскара в Москву, а сам «застрял» в Петербурге.

Как выяснили в Лейпциг­ском институте эволюционной антропологии, ни одно животное, включая шимпанзе, не достигло такого мастерства в толковании человеческих жестов и мимики, как собака. Невольно вспоминается «фантазия» Гранвилля (на снимке) из «Литературной газеты» (1844, № 13), согласно которой человек в процессе эволюции превратится в животное, а собака возвысится до человека. Поэтому, может быть, и зря автор данной статьи в её заголовке слово «умные» взял в кавычки.