В бой шли одни земляки

70 лет назад была создана 234-я Ярославская коммунистическая стрелковая дивизия

Алексею Андреевичу Сотскову было всего 17 лет, когда началась Великая Отечественная война. На фронт он отправился вместе с 234-й Ярославской коммунистической стрелковой дивизией, которую начали формировать по инициативе рабочих в октябре 1941 года, когда фашисты подступали к Москве. В состав дивизии вошли около 12 тысяч человек. Один из ее последних солдат поделился своими воспоминаниями с читателями «ЯР».

Подстилка из осоки

8 ноября к 8.00 добровольцы прибыли на Московский вокзал и погрузились в товарный поезд. Наш вагон оказался без дверей и тем более без печки. Мы положили на пол кирпичи и листы железа – после бомбежки 6 ноября их было полно, прямо в вагоне жгли костерок, грелись. Доехали до станции Космынино и пошли в учебный лагерь «Песочное».

Жили в землянках, в каждой около 150 человек. Спали на двухэтажных нарах. Чтобы не лежать на голых досках, теребили на болоте осоку и использовали вместо подстилки. Но бытовые трудности никого не пугали. Фронт требовал резервов, и мы это прекрасно понимали.

С утра до вечера изучали оружие, приемы штыкового боя, ползали по-пластунски, совершали марш-броски до 10 километров с полной выкладкой. После обучения мне присвоили звание ефрейтора и назначили ручным пулеметчиком.

140 километров пешком

В канун нового года мы приняли присягу и пешим маршем отправились в Кострому. Оттуда 2 января 42-го приехали на станцию Одинцово под Москвой. Нашу дивизию включили в Московскую зону обороны на можайском направлении для прикрытия Минского, Можайского и Киевского шоссе.

А уже в феврале перебросили на новообразованный Калининский фронт в 4-ю ударную армию и направили в район Вележа. Позже поступил приказ: вместе с другими частями 4-й армии ударить с тыла по Белому, он находился на шоссе, связывавшем Смоленск и Ржев. Так мы должны были оттянуть на себя часть войск из вяземско-ржевской группировки, которые угрожали повторным наступлением на столицу.

140 километров шли пешком ночами, по бездорожью. Боеприпасов, фуража для лошадей не хватало. Продовольствия тоже. Несколько раз подвозили мороженый хлеб. Ножом его было не разрезать, приходилось пилить. Больше всех везло тому, кто пилил: ему кроме своего куска еще и крошки оставались.

На большаке

В конце марта начались первые бои. А 1 апреля мы должны были взять село Вердино, стояло оно аккурат на большаке. Атаковали на рассвете – от неожиданности оккупанты в нижнем белье на улицу повыскакивали! Нам удалось взять только половину села. Батальон понес большие потери. Моего второго номера убили, а меня ранили в голову.

Отходить нужно было осторожно, поскольку на колокольне сидели снайперы. Проползу немного – убитым прикинусь. И вот когда метров десять оставалось, терпение у меня кончилось. Вскочил – и рыбкой в сугроб! Вошел в дом, а командир отделения смотрит на меня как на сумасшедшего. Я же с собой вышедший из строя пулемет тащил! В уставе ведь черным по белому написано, что за оставление оружия на поле боя – трибунал.

Добрался до деревни Матюхи, хоть и с трудом – мне в нагрузку раненого в легкие дали. А уж из Матюхов всех ходячих отправили в госпиталь в Торопец. Транспорта не было. Шли пять суток.

Слезы Вальтера

После госпиталя в мае 42-го я попал в 225-ю отдельную разведывательную роту. База находилась в деревне Никулино Смоленской области. Языков, то есть пленных немцев, брали много.

Помню такой случай. Поставили нам задачу блокировать дзот (деревоземляную огневую точку). К амбразуре подползли два разведчика из группы захвата, в том числе Михаил Голубев из Бурмакина. Вдруг его осенило: почему бы у фашиста пулемет не выхватить? И выхватил, представляете! Прямо из-под носа. А затем в эту же амбразуру противотанковую гранату кинул – одного немца насмерть, а другому, который спрятался в углу, мелкими-мелкими осколками лицо исполосовало.

Скрутили мы этого сержанта – его звали Вальтером, как потом выяснилось, – и отошли к лесу. Снял Вальтер свой ремень (а на пряжке надпись «Gott mit uns», то есть «С нами Бог»), от обиды швырнул на землю. Достал сигареты и предложил нам закурить. А мы ему и говорим: «Да ты лучше нашей махорочки попробуй!»

Понял он, что назад пути нет, и заплакал, словно мальчишка. Но на базе хлебнул водки и в себя пришел. Допрашивал Вальтера командир дивизии. К слову, поговаривали, в шутку или всерьез, что к неразговорчивым у него подход особый: чепелу (сковородник) возьмет – и как даст!

Последняя разведка

22 ноября 1943 года на 1-м Прибалтийском фронте, под Городком, наш взвод направили в разведку боем. Саперы проделали коридор в минном поле, по нему мы доползли до проволочного заграждения, за которым находились немецкие траншеи. Начали уже разрезать проволоку. Но оказалось, что неприятель на нее консервных банок навешал! 18 красноармейцам из 30 крепко досталось. Меня ранили в левый плечевой сустав. По дороге в медсанбат двое умерли, среди них Николай Сивков из Поречья-Рыбного.

Из госпиталя в Верхнечусовских городках Молотовской области я выписался в мае 44-го, в дивизию не вернулся. Сначала попал в Еланские лагеря. Оттуда меня хотели отправить на один из Украинских фронтов, сухой паек на три дня выдали. Но в последний момент пришли два офицера, спросили: «У кого среднее образование есть?»

Дали задачку по высшей математике, справился с ней легко. Так оказался в Челябинском военном авиационном училище штурманов и стрелков-радистов авиации дальнего действия.

9 мая 1945 года дежурил по роте. И с радостью объявил: «Победа!»