Ольга СКИБИНСКАЯ. Колокола над Волгой. Даниил Андреев и Ярославский край

© О. Н. Скибинская, 2013

Колокола над Волгой

Даниил Андреев и Ярославский край

В 2013 году исполняется 55 лет с создания самого странного про-
изведения ХХ века — «Розы Мира». Видение, историософский
трактат, очерки философии русской истории — каждый иссле-
дователь находит в нём своё… В чём тайна его автора — Даниила Ан-
дреева? Насколько провокационен подзаголовок к этой статье, претен-
дующий на сопряжение имени писателя и философа с Ярославским
краем?
Даниил Леонидович Андреев (1906—1959) генетически принял
дар художественного осмысления мира от своего отца, Леонида Нико-
лаевича Андреева — известного русского писателя, стремившегося к
«компромиссу между реализмом и символизмом», автора произведе-
ний, проблематику которых «теперь мы с уверенностью определили
бы как “экзистенциальную”», драматурга, стремившегося воплотить
на сцене образ «современной души, души утончённой и сложной, тво-
рящей ценности новых переживаний, отыскавшей неведомые древним
источники нового и глубочайшего трагизма» (А. Богданов).
Однако по мистической одарённости сын оказался далеко впереди
отца. Только духовидец и поэт в одном лице мог запечатлеть с врубе-
левской обнажённостью: «Между очами ангела — тысяча дней пути».
«Со стихами Андреева русская поэзия слилась с философией истории.
И тот, кто прочитал “Русских богов” или “Розу Мира”, постигает тайну
русской литературы, её вестничество… о путях и смысле всемирной
истории, — пишет Б. В. Чуков, востоковед и бывший сокамерник Дани-
ила Леонидовича. — В середине ХХ столетия Андреев вдохнул жизнь в
изящный, но уже давно мёртвый жанр мифологического эпоса, придав
ему сугубо российский колорит… Следуя по стопам русских символи-
стов, он перебрасывал мост из мира реального в мир трансцеденталь-
ный, мост, разрушенный веками работы материалистической мысли».

Увидел с горнего пути я,
Зачем пространства — без конца,
Зачем вручила Византия
Нам бремя царского венца
<…>
По-новому постигло сердце
Старинный знак наш — Третий Рим,
Мечту народа-страстотерпца,
Орлом парящую над ним.

Однако вернёмся к родовым кор-
ням Даниила Леонидовича. В незакон-
ченной повести Вадима Андреева «Мо-
лодость Леонида Андреева» излагается
семейное предание, согласно которому
прапрадедом Даниила и Вадима был
орловский помещик Карпов. Одна
из ветвей рода Карповых, по леген-
де, восходит к Рюриковичам, другая,
орловская, согласно исследованиям
Л. В. Ивановой, находилась в родстве с
Нилусами, Тургеневыми, Шеншиными, Лутовиновыми.
Бабушка Даниила по материнской линии, Е. В. Велигорская, была дочерью В. Г. Шевченко,
троюродного брата, свояка и побратима классика украинской литературы. Крёстным мла-
денца Даниила стал «мастеровой малярного цеха Нижнего Новгорода Алексей Максимович
Пешков». Мать Даниила, Александра Михайловна, умерла от родовой горячки, и мальчика
взяла к себе её сестра, Е. М. Доброва, чей московский дом стал для него родным.
Такова довольно кратко обозначенная литературная топография родового космоса Да-
ниила Андреева. Однако мы в нашей статье попытаемся обозначить иную проекцию. На наш
взгляд, Ярославский край в биографии и творческом наследии Даниила Андреева нашёл от-
ражение, с одной стороны, как географическое пространство, с которым были связаны очень
близкие ему люди, поддерживавшие писателя на протяжении десятилетий его непростой
жизни, а с другой стороны, как духовное пространство, давшее творческий импульс к рожде-
нию новых образов, выстраивающих его философско-художественную картину мира.

* * *

Подругой детских лет Даниила Андреева была Татьяна Оловянишникова (1906—1974),
представительница одной из наиболее известных фамилий в Москве и Ярославле. Её дед,
Е. Г. Оловянишников, — говоря языком начала ХХI века, мультимиллионер, владелец москов-
ской фабрики церковной утвари.
Родоначальником богатейших купцов и заводчиков Оловянишниковых считается Иван
Порфирьевич, который в XVIII веке приобрёл в Ярославле шёлковую фабрику. Основание
фирмы Оловянишниковых датируется 1736 годом, когда в Ярославле начал действовать ко-
локололитейный завод, известный впоследствии по всей России. Однако представители это-
го рода замечательны не только вкладом в отечественное колокололитейное производство,
но и своей благотворительной деятельностью: благоустройством ярославских храмов, по-
печением учебных заведений, богаделен. Библиотека из ярославского дома Оловянишнико-
вых, занимавшая большое число шкафов от пола до потолка, содержала более 1 500 томов.
С 1913 года Оловянишниковы издавали ежемесячный научно-популярный журнал «Светиль-
ник», посвящённый религиозному искусству России и его истории. Дядя Татьяны, Порфирий
Иванович, активно участвовал в подготовке к памятной дате — 600-летию кончины святого
и благоверного князя Фёдора Ростиславовича Чёрного (Ярославского).
Сохранились письма
Н. И. Оловянишникова, дру-
гого дяди Татьяны, к М. П. Чу-
бинскому, директору Деми-
довского лицея, о подготовке
празднования юбилея Н. В. Го-
голя, в чём Николай Иванович
принимал самое непосред-
ственное участие. Н. И. Оловя-
нишников является автором
книги «История колоколов и
колокололитейное искусство»,
в которой в том числе воспро-
изводит бытовавшую в Ярос-
лавле поэтичную «Легенду о
серебряном колоколе» Петро-
павловской церкви.
Звон не только делает
человека сопричастным хра-
мовому действу, но в христи-
анской символике связует храм и Небо, это Глас Божий, призывающий к возрождению и
покаянию. По Д. Андрееву, «серебролитный звон церквей» это ещё и путь в надмирные про-
странства.

С бдящими бодрствует Ангел. — Не спи:
Полночь раздвинет и слух твой, и зренье.
Вот зазвучал от вершин в отдаленье
Колокол на золочёной цепи.
Узник, ты волен! Исполнился час:
Это проходят в Саду Совершенных
Братья-водители тёмных и пленных,
Чтобы молиться о каждом из нас,

— писал поэт в 1936 году в так и оставшейся незаконченной поэме «Дуггур».
Даниил Леонидович всю жизнь дорожил дружбой с «дорогой Татьяшей», в замужестве
Морозовой, и её семьёй. И Татьяна Ивановна, в свою очередь, поддерживала Даниила Ан-
дреева и когда он отбывал срок заключения во Владимирской тюрьме, и в последний год
его жизни после освобождения. И. В. Усова, давний друг писателя, жена «учёного, гностика и
рыцаря ХХ столетия» В. В. Налимова, вспоминает о событиях 1956 года:
«Я взяла на себя посылки Дане. Делалось это так: я покупала продукты, вкладывала их
в ящик и отвозила к Тане Морозовой, так как та, будучи на инвалидности, не работала и
могла поехать за город в рабочие дни. Из Москвы продуктовые посылки не принимались.
Эта Таня Морозова была по отношению к Дане “старожилом”: она не только училась в одной
школе с ним, как многие другие его друзья, но, живя в детстве очень близко, играла с Даней с
четырёхлетнего возраста. Даня был старше её на один день, чем и гордился. Если в играх про-
исходил из-за чего-нибудь спор, он важно поднимал палец вверх и говорил строгим голосом:
«Слушаться старших!» В 1956 году, когда я с ней познакомилась, у неё был паркинсонизм как
следствие энцефалита».
Примечательно, что на скромном венчании Даниила и Аллы Андреевых весной 1958 года
в храме присутствовали только двое самых близких друзей: со стороны жениха — его моло-
дой друг и бывший сокамерник Борис Чуков, со стороны невесты — дочь Татьяны Ивановны,
19-летняя Вера Морозова (в замужестве Палицына).
Творческая и научная среда столицы в первой трети ХХ века, в неспокойное, непредска-
зуемое время, связана с провинцией незримыми, но прочными нитями. Друзьями Даниила
Андреева, учившимися в той же, что и он, 1-й Московской кооперативной гимназии Репман,
одном из лучших частных учебных заведений столицы, были С. М. Ивашёв-Мусатов (1900—
1992) и А. Н. Колмогоров (1903—1987).
Будущий член Союза художников СССР Сергей Ивашёв-Мусатов в 1926—1929 годах учил-
ся живописи у И. И. Машкова (работы последнего с 1920-х годов представлены в составе круп-
нейшей коллекции русского авангарда, хранящейся в Ярославском художественном музее),
а позже, в 1936—1938 годах, — у М. К. Соколова. Для уроженца Ярославля Михаила Ксено-
фонтовича Соколова (1885—1947), русского художника, графика, одного из наиболее значи-
мых отечественных мастеров 1920—1940-х годов, родной город дал начальный импульс его
становлению как живописца… Увы, с волжскими берегами связан и завершающий, трагиче-
ский, этап его жизни: в 1943 году, досрочно освобождённый из сибирского лагеря по состоя-
нию здоровья, бывший политзек поселился в Рыбинске. Тяжёлая болезнь оборвала его жизнь
в 1947 году. Сегодня работы Соколова находятся во многих музейных и частных собраниях,
но основной хранитель наследия — Ярославский художественный музей.
Сергей Мусатов оставался для Даниила Андреева всю жизнь одним из самых близких
друзей не только в силу давнего соседства по гимназической скамье, не только в силу крепо-
сти сердечных привязанностей самого поэта к тем, с кем судьба свела его ещё в детстве. Их,
несомненно, связывал интерес к мистической «тематике», к возможности сначала распознать
«ветер надзвёздных пространств и тайн», почувствовать, «когда от образов, одетых в звук рит-
мы, как странник в ураган, замедлит путь душа», а затем выразить пережитое и познанное в
искусстве — в музыке, живописи, поэзии. Андреев не раз говорит об ощущении мучительной
словесной немоты перед необходимостью назвать открывшиеся Первообразы — и в стихах,
и в поэме «Железная мистерия»:

Катастрофам и Планетарным Преображеньям —
Первообразам, приоткрывшимся вдалеке, —
я зеркальности
обрету ли без искаженья
в этих строфах
на человеческом языке.

Если взглянуть на созданные в 1940 — 1970-х годах живописные полотна Сергея Ивашёва-
Мусатова, написанные маслом («Макбет и ведьмы», «Отелло, Дездемона и Яго», «Девушка в
противоипритном костюме. Москва — 1941 год»), на его графику и эскизы («Моцарт и Салье-
ри», «Шекспир», «Пляска ведьм»), тем, кто знаком с творчеством Даниила Андреева, многие
из них почти наверняка покажутся иллюстрациями к произведениям поэта и философа.
В 1947-м, как и все из ближайшего окружения Андреева, С. М. Ивашёв-Мусатов будет
арестован за «крамольный» роман своего друга и осуждён на 25 лет лагерей. Отбывал за-
ключение в одной «шарашке» с А. И. Солженицыным; выведен им под именем художника
Кондрашёва-Иванова в романе «В круге первом» (глава 46 многозначительно называется «За-
мок святого Грааля», ещё раз подтверждая верность художника мистике).
Но вернёмся в предвоенную Москву. В 1937 году Сергей Мусатов женился на Аллочке
Бружес, обаятельной девушке из интеллигентной семьи, ученице продолжателей традиции
поэтического бытописания «передвижников» В. Н. Бакшеева и Б. В. Иогансона. Жизнь ещё не
конвертировалась в пайки военного времени, в лагерные сроки, авторские выставки, звания
и мемуары — оба были начинающими художниками, оба интересовались мистическим на-
чалом в искусстве, ещё не подозревая, что эта игра уже перерастает в судьбу. Начало судьбы
оказалось непростым: новая семья не сложилась — Сергей ушёл к другой женщине. Алла
Ивашёва-Мусатова по окончании Великой Отечественной войны стала женой его друга, Да-
ниила Андреева.
«Кто не жил в Москве в сталинские времена, не смог бы, несмотря на самое буйное во-
ображение, представить себе ощущение животного страха, господствовавшее в обществе…
Вторая половина 1940-х гг. — это продолжение Великого террора 1930-х… — пишет в своих
воспоминаниях Б. В. Чуков. — Но в такой удушливой атмосфере чета Андреевых устраивала
многолюдные собрания друзей у себя дома в Малом Левшинском переулке». Читали рукопись
романа Даниила Леонидовича «Странники ночи». Аресты не заставили себя ждать. За решёт-
кой оказались не только писатель и его жена, но и десятки людей, даже не участвовавших в
«крамольных» чтениях. Обвинения по 58-й статье: антисоветская агитация, террор, подго-
товка покушения на Сталина.
Даниил Андреев свой срок отбывал во Владимирской тюрьме, Алла — в Мордовском ла-
гере. Только через десять лет, в 1957 году, Алла Александровна вышла на волю и начала до-
биваться освобождения мужа. В том числе под предлогом его психического нездоровья. Так
Д. Л. Андреев оказался на обследовании в Институте им. В. П. Сербского.
Пациент 4-го отделения Андреев иногда курил и перешучивался в коридоре с группой
молодых людей. Среди них были упоминавшийся выше москвич Борис Чуков и семнадца-
тилетний ярославский паренёк Виталий Лазарянц. Виталий родился в 1939 году в Ленин-
граде. Мальчику было 13 лет, когда семья переехала в Ярославль. Отец работал директором
НИИМСК, мать — директором школы № 68. В 1956 году после ввода советских танков в мя-
тежную Венгрию старшеклассник Виталий Лазарянц вышел на ноябрьскую демонстрацию
с лозунгом «Требуем вывода советских войск из Венгрии!» Естественно, поначалу юношу
объявили психически больным... Впоследствии Лазарянц отбывал свой срок в лагере, по
данным ярославского журналиста В. Горобченко, являясь в то время самым молодым полит-
заключённым в СССР. По данным того же источника, в 1960—1970-х годах Лазарянц «зани-
мался распространением нелегальной литературы, в том числе журнала “Вече”». Позже уча-
ствовал в правозащитном движении и возрождении православной культуры в крае, начал
писать мемуары. О нём снято несколько документальных фильмов. В апреле 2013 года среди
миллионов вопросов от российских граждан, присланных на прямую линию с президентом
РФ В. В. Путиным, были и вопросы от Лазарянца, продолжавшего отстаивать права «реабили-
тированных политических жертв»...
В своих мемуарах А. А. Андреева вспоминала о том времени, когда тяжелобольной Ан-
дреев вышел из тюрьмы: «Все произведения Даниила были написаны умирающим нищим
человеком, скитающимся по чужим домам. Первый год денег у нас не было совсем». Б. В. Чу-
ков, навестивший однажды супругов на съёмной квартире в Ащеуловом переулке, вспоми-
нал: «Тёмный, неосвещённый двор в лабиринте сретенских трущоб, заваленный снежными
сугробами… Тёмная, очень крутая, с резкими поворотами лестница… крошечная комнатка
с низким потолком. А. А. в белой рубахе, желтолицая, лежит больная после онкологической
операции. На стенах её акварельки: монастыри, склонённая над рекой Ярославна. Незамыс-
ловатый уют временного пристанища».
Как можно было не просто выжить, а ещё и писать в таких условиях? «Нам помогали мои
родители, а кроме того, собирали деньги друзья Даниила, в основном друзья по гимназии, —
пишет Алла Александровна. — Кто-нибудь из них приходил и клал конверт на стол, мы даже
не знали, от кого». Сами жившие довольно скудно, друзья порой приглашали Андреевых в
гости только для того, чтобы накормить их. Среди тех, кто сохранил верность юношеской
дружбе, был Андрей Колмогоров.
Детство будущего крупнейшего математика ХХ века прошло в Туношне под Ярославлем,
где до 1910 года он жил в имении деда Я. С. Колмогорова, крупного помещика, предводите-
ля угличского дворянства. Своё раннее
детство на Ярославской земле Андрей
Николаевич впоследствии всегда вспо-
минал как очень счастливое… С 2003
года, когда отмечалось 100-летие акаде-
мика А. Н. Колмогорова, в ЯГПУ прохо-
дит ставшая уже традиционной научная
конференция «Колмогоровские чтения»,
на которых его коллеги и ученики пред-
ставляют свои воспоминания о знамени-
том учёном, собственные исследования.
Вышла в свет тетралогия костромского
писателя и математика В. С. Сековано-
ва — художественно-документальная
повесть о жизненном пути великого ма-
тематика: «Гений из Туношны» (2003),
«Гимназия Репман» (2006), «Школа жиз-
ни — Университет — Потылиха» (2008) и
«Восхождение на Олимп» (2010).
Друзья — Т. И. Морозова, С. М. Ива-
шёв-Мусатов, Б. В. Чуков — были среди
тех близких, кто в дни тяжёлой болезни
Даниила Андреева постоянно дежурил в
маленькой комнатке на Ленинском про-
спекте, которую незадолго до смерти по-
лучил сын великого русского писателя, среди тех, кто провожал его в последний путь весной
1959 года на Новодевичьем кладбище.

* * *

Попытаемся приоткрыть ещё несколько страниц жизни Д. Л. Андреева. Одна из них свя-
зана с Переславлем-Залесским.
Летом 1958 года Андреевы уехали в Переславль-Залесский. Но вопреки устоявшемуся в
столичной творческой среде мнению о том, что Переславль и его окрестности своими кра-
сотами и первозданной природой способствуют вдохновению, встреча с древней землёй по-
лучилась далеко не однозначной. Даниил Леонидович, страстный любитель пеших прогулок
босиком, в молодости на протяжении многих лет специально уезжал из столицы и месяцами
жил в брянских лесах. Но теперь у 52-летнего поэта и философа за плечами несколько меся-
цев мучительного следствия, десять лет тюрьмы, перенесённый инфаркт, вторая группа ин-
валидности и частые сердечные приступы. У его жены — десять лет лагерей, онкологическая
операция.
9 июля 1958 года Даниил Леонидович пишет другу (цитируемые здесь и ниже письма не
вошли в 3-томное Собрание сочинений Д. Л. Андреева, выпущенное в 1993—1997 годах; они
были опубликованы небольшим тиражом позже, в книге «Даниил Андреев. Неизданное» —
М.: «Мир Урании», 2006):
«Первое впечатление от Переславля оказалось в таком вопиющем противоречии с теми
ожиданиями, которые были возбуждены в нас поэтическими преувеличениями Пришвина и
некоторых знакомых художников, что мы повернули в отчаянии машину назад… в Москву.
Но так как состояние моего сердца не предвещало благополучного исхода, то пришлось при
самом выезде из Переславля причалить к первому попавшемуся домику».
После проведённых здесь
двух дней, «посвящённых по пре-
имуществу борьбе с клопами»,
Андреевы сняли комнату в бли-
жайшей деревне Веськово:
«Комнатка чистенькая, без
клопов, и хозяева довольно сим-
патичные, но этим исчерпыва-
ются все плюсы… До ближайшей
древесной тени — полверсты, и
тень эта… тех самых “гигантских
лип и берез”, о которых нам на-
брехали не в меру восторженные
художники, как о посаженных
будто бы Екатериной и даже са-
мим Петром. Абсолютный вздор:
это — самый обыкновенный,
небольшой парк, в парке же —
пионерлагерь на 700 человек, с
громкоговорителями и прочими достижениями цивилизации. В остальные стороны вокруг
нашего домика — открытые поля и пресловутое Плещеево озеро: плоская тарелка, наполнен-
ная мутно-сероватой жидкостью.
В самом Переславле чудесный монастырь-музей и несколько старинных церквей, вопию-
щих небу о ремонте. Вот и всё… До лесу несколько километров — то есть он, практически,
для нас недостижим. Но что делать! Придётся оставаться тут до середины августа. Я-то…
смогу заняться пишущей машинкой. Но Алла получила в МОСХе творческую помощь для
написания серии подмосковных пейзажей. Ехали сюда именно как в прославленные своей
лирической красотой места. И вдруг ничего, кроме древних церквей и унылых побережий
обмелевшего озера… И Сенеж, и Звенигород в 10 раз красивее…
Надеемся, что Алла найдёт всё-таки 3—4 сюжета для пейзажей, а недостаток восполнит
осенью где-нибудь в другом месте, может быть, на Кубани…»
Даниил Леонидович однажды всё же совершил семикилометровую прогулку по окрест-
ностям, а также как-то «ходил один в Переславль за хлебом». Пытались Андреевы попасть
на территорию Свято-Троицкого Данилова мужского монастыря (его основателем и игуме-
ном в начале XVI века стал бывший монах Горицкого монастыря Даниил Переславский), но
он был занят воинской частью. «Мы увидели только остатки облупленных фресок в воротах
монастыря. И лишь часть лика с удивительными глазами смотрела на нас», — вспоминала
А. А. Андреева.
Неустроенный быт для немолодых и больных супругов оказался непростым испытани-
ем: «В деревне не было электричества. И это при “полной электрификации страны” совсем
недалеко от Москвы. По вечерам зажигали керосиновые лампы, и я готовила на керосинке».
Буквально за две недели до поездки медсестра палаты, где лежал Андреев, научила Аллу
Александровну делать мужу уколы («Если вы будете рассчитывать только на неотложку, че-
рез неделю его не станет…»). Шприц кололи в подушку. «Когда мы попали в Веськово, выпа-
ло мне сделать самый первый укол… Уколола, громко заплакала и выдернула иголку. Было
очень страшно. А Даниил меня успокаивал: “Листик, ты всё правильно сделала… Ты делаешь
лучше всех, совсем не больно”. Листик было моё прозвище. Подразумевался ивовый листик,
зелёный и узкий. Не только потому, что Даня любил иву, но и потому, что я, особенно после
войны, была узенькой и бледно-зелёного цвета».
Итак, жизнь в Переславле у Андреевых «составляется из трёх элементов: усиленной рабо-
ты, небольших прогулок и борьбы со всякими болезнями» (из письма Д. Л. Андреева к Б. В. Чу-
кову от 31 июля 1958 года). И всё же болезни иногда отступали. «Даниил временами чувство-
вал себя неплохо… Как-то в ближнем лесу… встретили дикую горлинку на дороге. Там были
удивительные иван-чай и летняя медуница. Цветы в оврагах стояли выше нас ростом. Госпо-
ди! Как Даниил радовался!.. А я, конечно, не могла оторваться от этюдника», — признаётся
Алла Александровна.
Но с «хулиганской» погодой Андреевым не везло, а потому вскоре сердечные приступы,
«сопровождаемые нитроглицерином, строфантином и пр. возобновились во всей красе». По-
том и Алла Александровна простудилась и слегла с высокой температурой.
В конце августа они вернулись в Москву. Несмотря на болезни и неудавшуюся погоду,
полтора месяца, проведённые на переславской земле, оказались довольно продуктивными:
Алла Александровна привезла в Москву «четыре картины и серию этюдов в масле и темпере»,
часть работ она планировала выставить в декабре 1958-го на выставке «Советская Россия».
Сам Андреев, продолжал работать над поэтическим ансамблем «Русские боги».
* * *
Чтобы обратиться к творческому переосмыслению Даниилом Андреевым духовных мо-
тивов, связанных с Ярославским краем, вернёмся из августа 1958-го на несколько месяцев на-
зад. В конце 1950-х в СССР начали издавать Леонида Андреева. Через Союз писателей удалось
выхлопотать Даниилу персональную пенсию и гонорар за книжечку отца. Благодаря этому
Андреевы весной 1958-го наконец смогли обвенчаться, а потом отправились в свадебное пу-
тешествие на пароходе.
Июнь 1958-го. Прошло чуть более года, как Даниил Леонидович вернулся из тюрьмы.
Здоровье ухудшается с каждым днём, но он продолжает интенсивно работать и над рукопи-
сью «Розы Мира», и над поэмами. Плавание по маршруту Москва — Уфа, которое проходило
по Москве-реке, Оке, Волге, Каме, Белой и обратно, стало не только отдохновением для изму-
ченного человека. Каюта теплохода на время превратилась в рабочий кабинет писателя.
«Волга, несмотря ни на что не обманувшая наших лучших ожиданий…», — упомянет Да-
ниил Леонидович в письме к другу. Что стоит за этой сдержанной фразой?
В 14 лет, летом 1921 года в сквере у храма Христа Спасителя Даниилу Андрееву впервые
открылось видение Небесного Кремля. Этот мистический образ станет сквозным для твори-
мого поэтом и философом всю жизнь грандиозного метаисторического мифа, «Космоса мета-
культуры, Духовидцами зримого, Но объемлющего всех».

Кто бледным схимником в скиту,
Благословляя нищету
Врат
узких,
Ценил лишь ангельский итог,
Творя Небесный Кремль — чертог,
Град
русских.

А. А. Андреева писала в мемуарах о предпринятом путешествии:
«Возвращаясь, мы снизу подплывали к Ярославлю. Было раннее утро. Даниил вышел на
палубу, я что-то делала в каюте. Он сидел на палубе под нашим окошком и вдруг закричал:
“Иди скорей сюда!” Я испугалась, потому что “иди скорей сюда” обычно означало одно —
сердечный приступ… Выскочила на палубу, подбежала к Даниилу, но… дело было совсем в
другом. Если рано утром снизу подплывать к Ярославлю, то первое, что видишь, — это див-
ные ярославские храмы. Так как они стоят на высоком берегу реки, а утром от воды подни-
мается туман, то кажется, что храмы эти появляются в небе, прекрасные, белые, совершенно
неземные… Мы оба радостно замерли и долго молча сидели, пока не миновали это чудо».
Из того раннего ярославского утра и родился у поэта замысел поэмы «Плаванье к Небес-
ному Кремлю», которую автор хотел посвятить своей жене и которая вместе с «Солнечной
симфонией» должна была завершить его грандиозный мифопоэтический ансамбль «Русские
боги». Он так и не успел её написать, а потому о замысле мы узнаём тоже только из мемуаров
его вдовы: «Поэма должна была начинаться реальным плаваньем по русским рекам — мимо
пристаней, лугов, лесов, тихих деревень и городов с древними умолкшими церквами. Потом
течение поэмы должно неуловимо сместиться, полуразрушенные церкви оживали, начинал-
ся колокольный звон несуществующих на Земле колоколов, переходящий в благовест храмов
Небесного Кремля». Не вплетались ли в этот трансфизический звон и голоса оловянишников-
ских колоколов?!
В нашу первую встречу с Аллой Андреевой я спросила у неё:
— В Ярославле живёт такая легенда. Даниил Андреев, узнав, что один из его сокамерни-
ков — ярославец, в разговоре с ним назвал Ярославль Китеж-градом… Вам что-то известно
об этом?
— К Даниилу после освобождения приезжало немало людей, которые сидели вместе с
ним. И эти слова о Ярославле вполне могли быть сказаны им, но, конечно же, под впечатлени-
ем виденного во время плавания по Волге, — ответила моя собеседница.
Образ Китеж-града один из сквозных в творчестве поэта. В его стихотворном цикле «Зе-
лёною поймой», начатом в середине 1930-х, а законченном в 1950 году, есть такие строки:

Ткали в Китеже-граде,
Умудряясь в мастерстве,
Золочёные пряди
По суровой канве.
Вышивали цветами
Ослепительный плат
Для престола во храме
И для думных палат.
Но татарские кони
Ржут вот здесь, у ворот;
Защитить от погони
Молит Деву народ…
<…>
Недовышит и брошен
Дивный плат на земле,
Под дождём и порошей,
В снежных бурях и мгле.
Кто заветные нити
Сохранил от врага —
Наклонитесь! Падите!
Поцелуйте снега,
В лоне отчего бора
Помолитесь Христу,
Завершите Узоры
По святому холсту.

Охранные раскопки, проведённые в 2004—2006 годах на Стрелке на месте воссоздания
к 1000-летию Ярославля кафедрального Успенского собора — Дома Пресвятой Богородицы,
открыли неизвестные ранее страницы начала XIII века; отныне исторически установленным
фактом является гибель мирного населения Рубленого города от Батыевой конницы. Ах, как
хочется считать символические образы Даниила Андреева провидчески соотносящимися с
юностью древнерусского волжского города! И не земным ли отражением Небесного Кремля
предстаёт новый величественный Успенский собор, мечтательно обозначенный архитектур-
ной доминантой в облике Ярославля и на гравюре 1731 года, воспроизведённой А. Ростовце-
вым, и на акварели 1854 года И. Белоногова, но воплощённый только в начале XXI века на
наших глазах.

* * *

Даниил Андреев завершил свой земной путь 30 марта 1959 года. Но только три десяти-
летия спустя его творческое наследие начало обретать полное звучание. Огромная заслуга в
этом его вдовы.
Познакомилась я с Аллой Александровной летом 1992 года: аспирант Литературного ин-
ститута Александр Казачков, переводивший «Розу Мира» на испанский язык, замолвил за
меня словечко, и вот я уже звоню в скромную двухкомнатную квартирку на Неждановой,
держа в руках первое издание «Розы Мира» и не догадываясь, что наша первая встреча пре-
вратится в более чем десятилетнее доброе знакомство, откроет ещё одну, ярославскую, стра-
ницу в судьбе творческого наследия Даниила Леонидовича. И опубликованное следом в ярос-
лавской областной газете интервью с вдовой писателя, и статья о Данииле Андрееве, в том
же году открывшая первый номер литературной газеты русской провинции «Очарованный
странник», — всё это были первые шаги по тому пути.
Во время встречи в Москве рассказала мне Алла Андреева о ярославской студентке
Жене Халаимовой, самой молодой «террористке» в их Мордовском лагере: «Жива ли?» По-
сле моей публикации в редакции раздался звонок: «Я жива!» Конечно, мы встретились с
приговорённой к смертной казни в 18 лет Евгенией Михайловной Халаимовой (в замуже-
стве Пеунковой), чудом уцелевшей в жерновах ГУЛага. Конечно, потом была публикация в
газете. Конечно, в первый же приезд Аллы Андреевой в Ярославль я привезла к ней Евгению
Халаимову…
6 июля 1993-го. В составе участников общероссийского киноконгресса Алла Андреева
снова, но уже одна, плывёт по Волге через Ярославль. Я заранее договариваюсь о её высту-
плении, и на вечере в Провинциальном колледже она рассказывает о жизни Даниила Леони-
довича, наизусть читает его стихи военной поры, философскую лирику более позднего пе-
риода — строфы драматической поэмы «Железная мистерия» и главы поэтического ансамбля
«Русские боги».
7 октября 1993-го. Алла Андреева выступает в Ярославском художественном музее с рас-
сказом о творчестве писателя и философа.
На моё смущённое: «Только гонорар, Алла Александровна, мы заплатить вам не смо-
жем», — она всегда отмахивалась: «Не нужно мне никакого гонорара!» Притом что сама
жила на более чем скромные доходы. Если организаторы такого вечера были в состоянии
оплатить ей дорогу и обеспечить проживание в гостинице или у кого-то дома, Андреева мча-
лась в другой конец страны. И неважно, двадцать или двести человек сидели в зале — для них
звучало вдохновенное слово Поэта.
Конечно, я не могу перечислить все выступления Аллы Александровны в России и за ру-
бежом, полагаю, их насчитывается несколько десятков. Обозначаю лишь те выступления
А. А. Андреевой, на которых я присутствовала в Москве или организацией которых в Ярос-
лавле занималась сама.
...Октябрь 1994-го. По почте от Аллы Александровны получаю ксерокопию её материала,
опубликованного в «Новом мире», — «Жизнь Даниила Андреева, рассказанная его женой»
(позже эта статья откроет первый том Собрания сочинений Даниила Андреева). Заказное
письмо приходит за два дня до приезда самой отправительницы в Ярославль, а потому нака-
нуне она мне звонит, чтобы уточнить, состоится ли вечер памяти Даниила Андреева. Двери
для него снова гостеприимно распахивает Ярославский художественный музей.
Алла Александровна как всегда вдохновенно и страстно читает стихи мужа. В этот раз
для гостьи подготовили сюрприз — встречу с собственным скульптурным портретом работы
А. И. Григорьева, с которым ярославцы много сотрудничали и раньше; после смерти скуль-
птора данная работа была передана музею его потомками. Но, похоже, сюрприз в полной
мере не удался.
— Скульптор Анатолий Иванович Григорьев тоже был репрессирован, — пояснила Алла
Андреева, — сидел в Воркутинском лагере. Несколько лет назад на московской выставке, по-
свящённой узникам ГУЛАГа, я впервые увидела эту работу. Лепил он, видимо, по памяти,
так как натурных работ не было. Поэтому тогда, в Москве, этот портрет для меня оказался
полной неожиданностью…
Зато на встрече 1994 года ярославцы стали одними из первых читателей нового изда-
ния — небольшого сборника стихов Даниила Андреева, все иллюстрации к которому выпол-
нила сама Алла Александровна...
По окончании вечера возвращаемся на теплоход. Алла Андреева идёт, как всегда высоко
подняв голову. Под ноги смотреть бесполезно, она всё равно почти не видит. Крепко держит
меня под руку. Говорим о чём-то серьёзном, кажется о проблемах, связанных с выходом сле-
дующего тома собрания сочинений Даниила Леонидовича. И вдруг она замолкает и, улыба-
ясь ветру, тянущему с Волги, через минуту роняет: «Всё-таки чудесный у вас город!»
22 марта 1996 года в большом зале Центрального дома литераторов в Москве состоялась
презентация Собрания сочинений Даниила Андреева, приуроченная к выходу в свет тре-
тьего тома. Чуть позже вышла четвёртая книга Собрания. Осенью того же года в Институте
мировой литературы имени А. М. Горького РАН достойно отметили девяностолетие со дня
рождения Д. Л. Андреева.
Завершение Собрания сочинений означало, что большая часть творческого наследия
писателя отныне доступна широкому читателю. Вторую половину 1990-х можно считать на-
чалом научных исследований жизни и творчества Д. Л. Андреева, его философии. Казалось
бы, свою миссию Алла Александровна выполнила сполна. Однако 80-летней вдове писателя
предстояло подняться ещё на одну вершину.
В наших разговорах, вспоминая мордовскую Потьму, Андреева перечисляла солагерниц:
«Вместе со мной отбывали срок внучка известного русского художника Галина Маковская,
дочь философа Карсавина Ирина, дочь наркома просвещения Елена Бубнова. С этапом “бе-
лой гвардии” к нам доставили дочь Инессы Арманд, свой второй срок отбывавшую ассени-
затором. Нюра Колесникова получила срок за то, что была гражданской дочерью Троцкого».
То же родство послужило поводом для вынесения приговора жёнам обоих его сыновей. За
зону на лесоповал выводили «краткосрочницу» Ольгу Ивинскую, невенчанную жену Бориса
Пастернака. Второй срок в лагере отбывала Елена Серебровская, жена бывшего «золотого»
наркома. В молодости она была влюблена в Маяковского, дружила с его сёстрами Ольгой и
Людмилой. Наталья Николаевна Циглер, племянница Льва Толстого... Дыхание перехватыва-
ло от случайно обронённых Аллой Александровной имён, и я не выдерживала: «Вам бы самой
книгу написать о том времени, о Данииле Леонидовиче, о себе, о людях, с которыми сводила
судьба!»
«Думаете, кому-то будет интересно читать об этом?» — нерешительно переспрашивала
она, разом превращаясь из энергичной женщины в неуверенную девочку-подростка. «Очень
интересно!» — принималась убеждать я, не высказывая вслух опасения по поводу того, сколь-
ко сил потребует такая книга от её автора, к тому же необратимо теряющего зрение.
Видимо, не одна я озвучивала идею о создании книги. Так или иначе, но началась работа
над рукописью. В ходе её подготовки по просьбе самой Аллы Александровны и редактора
будущего издания Т. Б. Антонян я выслала в Москву свои публикации; отдельные отрывки из
них вошли в эту книгу, а фото, сделанные в Ярославле Анной Лукиной, использовали в одной
из публикаций Благотворительного фонда им. Даниила Андреева.
В 1998 году в Москве вышли в свет мемуары Аллы Андреевой «Плаванье к Небесному
Кремлю». Презентация издания состоялась не только в Москве, но и в Ярославле; свой зал
гостеприимно предоставил наш театральный институт...

Ольга СКИБИНСКАЯ