С мертвой точки

Ярославские врачи к пересадке органов готовы, но…

История ярославской студентки Виктории Николаевой, отравившейся в Турции некачественным алкоголем, в течение месяца не сходила с новостных лент. Турецкие медики обратились к матери Вики с предложением пересадить лицо ее погибающей дочери турчанке. Взрывом прореагировало российское общество, единодушно выдохнув приговор туркам: да как могли!

Операция надежды

Ярославцу Николаю Бызову тема трансплантологии знакома слишком хорошо – уже несколько лет он живет благодаря пересаженной почке. Жизнь «после» гораздо лучше, чем «до».

– Последние месяцы перед операцией просто ходить не было сил, – говорит он. – На искусственной почке – три раза в неделю, по нескольку часов – провел два года. Сердце, печень, поджелудочная были посажены. Врачи сказали, что ждать больше нельзя…

Потом была пересадка почки, оплачивал которую Николай самостоятельно. Говорит, счастье, что врачи вообще согласились на операцию. На дворе был 2006 год, когда вовсю раскручивалось дело московских врачей-трансплантологов. Те пять лет, что прошли после пересадки, Николай чувствует себя вполне здоровым человеком. Даже позволяет себе курить и с юмором воспринимает свое положение.

– После пересадки ВТЭК с меня чуть было даже инвалидность не сняла, – смеется. – Такого еще в России не было. Потом, правда, поняли, что не правы, инвалидность оставили.

Жизнь на грани смерти

Тема пересадки органов в российском сознании изначально носит криминальный характер. Сразу представляются тени врачей со скальпелем, под крики несчастных чуть ли не в подъезде вырезающих человеческие органы.

– Трансплантация и пересадка органов требуют слаженной работы коллектива профессионалов. Многочисленные «страшилки», фильмы, детективы рассчитаны на людей, не посвященных в сложности процесса. Ну как, скажите, можно подпольно пересадить тот или иной орган? – то ли удивляется, то ли возмущается главврач клинической больницы скорой медицинской помощи имени Н.В. Соловьева Александр Дегтярев. – С пересадки лечение только начинается. Потом человек должен ежемесячно сдавать кровь на определение уровня цитостатиков, показывающих, нет ли отторжения пересаженного органа. У нас на всю область только один аппарат проводит такие исследования. Мимо него, что называется, не пройдешь. А какой трансплантолог будет сажать орган, взятый неизвестно кем и где?

Благодаря криминализации темы в российской медицине трансплантация органов оказалась в большом загоне. И пока во всем остальном цивилизованном мире такие операции поставлены на поток, 9 из 10 российских пациентов, стоящих в листе ожидания на пересадку того или иного органа, умирают, так и не дождавшись помощи. А детское посмертное донорство у нас вообще запрещено. Хорошо, если родителям удается получить квоту на лечение за границей, как в случае с двухлетней Верой Смольниковой, которая обрела новое сердце в Италии. А что делать остальным?

– Во всем мире изъятие органов воспринимается как рядовая процедура, – говорит Дегтярев. – Несколько лет назад мы были в центре трансплантологии в австрийском Инсбруке. За три дня двум пациентам была сделана пересадка легких, еще двум – печени, трем пересадили комплексы: почка плюс поджелудочная железа. И полуторагодовалой девочке трансплантировали почку. Мы познакомились с полицейским, которому во время спецоперации оторвало обе руки и которому была сделана пересадка обеих конечностей. Он продолжает служить в полиции и, более того, остается завзятым байкером.

Есть все, кроме доноров

Медикам больницы Соловьева единственным в России разрешена пересадка конечностей. Однако за несколько лет, прошедших с момента выдачи разрешения, ни одной операции так и не было сделано. Есть высококлассные специалисты-травматологи, лучшие в стране. Именно они получили премию «Лучшим врачам России» за пересадку пальцев с ног на руки, поставленную сейчас едва ли не на поток. В клинике работает лучший хирург в РФ по периферическим нервам Михаил Новиков. Он единственный в стране делает операции по иннервации лица при синдроме Мебиуса. Есть и вся необходимая аппаратура. Все есть. Нет доноров. Вернее, согласия их родственников.

– Это обезображивающая тело донора процедура. В отношении забора внутренних органов действует принцип презумпции согласия, по которому органы любого человека после смерти его головного мозга могут быть использованы для пересадки, если при жизни он или его родственники не высказались «против». Что касается лица, рук, «да» от родственников необходимо.

В России существует реестр людей, которым требуется пересадка конечностей. В безнадежной по сути очереди сейчас стоят 12 тысяч пациентов. Медики Соловьевки могли бы им помочь, но нет…

Поэтому в клинике занимаются лишь забором органов, и то с большой осторожностью, от случая к случаю. Александру Дегтяреву российская ментальность уже не раз выходила боком: несколько лет назад вокруг врачей больницы был раздут скандал, связанный с забором органов у погибшего в ДТП молодого человека. Конечно, можно представить, в какой ступор впали и без того обезумевшие от горя родственники, когда в судмедэкспертизе им сообщили, что у погибшего изъяли почки. Но почему и общество так охотно заняло обвинительную позицию. Что ужасного в том, что благодаря почке погибшего мужчины был спасен другой человек?

– Зная настроения в обществе и предполагая возможные осложнения, мы заранее предупреждаем прокуратуру, – поясняет Александр Александрович. – Все проходит строго по закону. Так было и на этот раз. Прокуратура по заявлению родственников лишь еще раз провела проверку, ничего противоправного в итоге не нашла. После этого случая мы стали спрашивать согласие родственников. Хотя по действующему законодательству это совсем необязательно. Для забора органов мы специально вызываем бригаду московских трансплантологов. Наша клиника занимается только подготовительной работой.

В итоге за более чем десять лет в Соловьевской больнице, крупнейшей травматологической клинике, лишь 25 раз забирали почку. А значит, и помочь смогли лишь 25 пациентам.

…О «чужой» почке Николаю Бызову сейчас напоминают только лекарства, которые молодой человек должен ежедневно принимать, да обследования. Но о будущем задумываться приходится регулярно: пересаженная почка не может работать вечно, когда-нибудь потребуется ее замена. А найти донора, так же как и деньги на операцию, в нашей стране, увы, большая проблема. И от готовности общества правильно относиться к пересадке органов зависит жизнь не одного только Николая.

Мнение

Валентина Калантырская, завотделением хирургии кисти и микрохирургии Соловьевской больницы уверена: трансплантации конечностей даже более легки, чем те операции, что медики отделения делают сейчас. Для нее и коллег пересадки пальцев с ног на руки, реплантации кисти – дело обычное. В год их проводится по нескольку десятков. Все трудности трансплантации – в сознании людей.