Сергей БАТАЛОВ. Разговор о погоде

Сергей БАТАЛОВ

Родился в 1982 г. в Ярославле. Окончил юридический факультет ЯрГУ им. П. Г. Демидова.

Занимался в литературном объединении «Третья пятница» при Ярославском отделении Союза российских писателей, в литературной гостиной «СтихиЯ», в литературном объединении при Ярославском областном отделении Союза писателей России.

Публиковался в коллективных поэтических сборниках: «Серебряная даль», «Ярославский альманах», «Чем жива душа...», «Кочевье» и др.

Победитель публицистического конкурса «Русский характер: новый взгляд», проводимого в рамках общероссийской литературной «Илья-премии» (2011).

Работает в правоохранительных органах. Живёт в Ярославле.

© С. А. Баталов, 2012

Разговор о погоде

Музыкальное…

Там, где лёгок, как вздох, полукруг музыкальной площадки,

Музыканты играли, и музыка делалась тише,

Оседала, стихая, над утренней стылой брусчаткой,

Прижималась к земле и к земным делам делалась ближе.

И из музыки той, как сквозь морось сырого тумана,

Проступал не во сне — наяву чудом явленный город.

Проступали деревья, дома, парки, скверы, фонтаны,

Клумбы, вазы и львы, купола, и кресты, и колонны.

Проступал сквозь него чёрный плац древний Марсова поля,

Где ходили полки, чёткий шаг в чёткий ритм заплетая,

А ещё где-то там, в стороне, зашумела торговля,

Просыпалась от сна поутру это площадь Сенная.

И наполнился град своим шумом, и гулом, и гамом,

В Губернаторский дом собирались там гости на танцы…

И сидели в каморке своей в полутьме музыканты,

И молчали во тьме, согревая замерзшие пальцы…

* * *

Разговор о погоде

За книгами,

С умным дождём,

С очень умным дождём,

Ты не веришь мне? Нет? Что за дело?

С дождевою водой разговаривать можно о чём?

Как обычно, о многом, о том, что река обмелела

И никак не нальётся… Ты знаешь, ведь эти дожди

Промочили века и одежду, размыли дороги,

Никуда не проехать. Нам далее нету пути!

Будем дома сидеть, продолжать разговор о погоде...

Очень скользкая тема.

Огромный воздушный шатёр

Заиграет серебряной тканью за окнами дома.

Выходи на балкон. Или нет, загляни за балкон,

Загляни в глубину, высоту дождевого затона.

Так листва зелена, пахнет остро земля и трава,

Под дождём мрачно лезут в подвалы промокшие кошки.

Всё дожди и дожди… Чем такая погода права?

Тем, что, день отложив, наблюдать можно дождь за окошком.

Посмотри за окно, дождь всё там же, по-прежнему льёт.

Отвлекись от него, улыбнись, выпей кофе с корицей,

Посмотри за окно: там прохожий случайный идёт,

Безнадёжно зонтом от дождя не пытаясь укрыться.

Но он дальше идёт. Там, под зонтиком, спрятанный мир,

Знать, не хуже, чем наш, золотой, по-кофейному терпкий,

Всё вобравший в себя, словно зонтик огромный без дыр,

Нас укрывший собой от мокрот этой улицы топкой.

Разговоры с дождём. И молчание в ритме дождя.

В этом стуке воды тишина по-особому длится.

Как прекрасно молчать, и в молчании знать про себя,

Что, пока этот дождь, ничего на земле не случится.

Ты была под дождём. Много можешь поведать о том,

Как он дарит, бывает, на пару и насморк, и стойкость,

И поэтому так нам понятен вон этот с зонтом,

Что бежит среди луж, демонстрируя некую бойкость.

Мы стоим у окна. На границе дождя и тепла.

Мягкий свет освещает двоих в молчаливой квартире,

В мире нет никого, кроме нас. За окном темнота,

И застыли с тобою мы взглядом в том сумрачном мире.

Но по комнате той мотылёк одинокий кружил,

Бесконечность назад где-то раньше встречал его вроде,

Ну пойдём, дорогая, и чайник, конечно, остыл,

В теплой кухне с тобой продолжать разговор о погоде.

Сюжет для ненаписанного романа

Молодой живописец бросается в Рим.

Утомлённый, бредёт по разбитым дорогам,

Укреплённый в лишеньях, скитаньях — во многом,

В вечных цыпках своих — молодой пилигрим

В этот Город приходит — как будто домой.

Из фонтана пьёт воду — где торс Посейдона,

И ему всё знакомо, хоть всё незнакомо,

Много думал о ней — об Италии той.

Он вокруг поглядит: вот пасётся коза,

Рядом — кошки, лежат средь каких-то развалин,

Как в деревне его… Ведь ему не сказали,

Как тоскуют по дому… Не скоро назад.

У фонтана мальчишки играют в пыли —

Эти игры ему незнакомы, признаться, —

Но он знает, что может, что должен остаться

В этом месте, в котором он будет — один.

Здесь — учиться: любить, рисковать, рисовать,

Просто жить в размышленьях о чём-то прекрасном,

И когда оно станет хоть чуточку ясным,

С лёгким грузом таким — возвращаться назад.

Чтоб в далёкой России — её не забыть! —

Где другие совсем наблюдал он картины,

Хоть росточек Италии — солнечной, милой,

Хоть частицу её попытаться — привить.

Римское…

Мягкое зимнее солнце,

Скатываясь к земле,

Неким руинам древним

Лишь добавляет тайны,

Жирные римские голуби

Нежатся на окне,

Машут крылами,

В пару к открытым ставням.

Мир, где шатры из пиний

Дарят приют в тени

Разным прохожим,

Шедшим по всем дорогам,

В городе вечном этом

Чувствуешь — ты не один,

И никогда судьбу

Не будешь просить о многом.

В жизни всё очень просто:

Жизнь хороша, пока

Хлеба довольно нам

В ломтиках помидоров,

Чистой воды довольно:

Маленького глотка,

Что с акведуком древним

Нам подарили горы.

И теперь, поверишь,

Всё там же вода бежит

Древним руслом, как будто боясь остаться,

Чтобы в этих потоках света свой миг прожить,

Всею сотнею римских фонтанчиков

Расплескаться…

Солнце, правда, здесь очень мягкое,

Потому

Согревает нас, как горящий огонь в печурке,

Словно гладит ласково, глубину

Придаёт стенам, трещинам, штукатурке,

Этим кошкам в развалинах,

Что лежат,

Так, как будто хранят неземную тайну,

На туристов бросить боятся взгляд,

Будто — раз! — и выдадут всё случайно.

Даже лица здесь… Обожжённые,

Нет смуглей.

Будто год покрывались густым загаром,

Эти кудри чёрные —

Все в смоле.

Расцвели художества здесь недаром!

И любой ребёнок случайный здесь

Ангелочком смотрится Рафаэля,

Да и сам он, вроде бы, где-то есть,

Проезжал недавно, на той неделе.

Этот Рим, однако,

Так прост на вид,

Твою душу он ловит совсем не сразу,

В переулочках тайны свои хранит,

Полутёмных, сырых,

Недоступных чужому глазу…

Где-то там, в сердцевине,

В середине путей Земли…

На булыжнике ли,

На каком-то обломке античном

На беспечных прохожих случайных

На миг взгляни

И пойми, что теперь

Будет всё в твоей жизни отлично.

Погляди вокруг,

В черноту ночей погляди,

На фальшивыми сумками

В ней торгующих

Сенегальцев,

Вот толпа идёт —

Погляди! — в ней идут одни

Бесконечных римских ночей

Скитальцы.

Пантеон стоит,

С Пантеоном стоит толпа,

Что ему толпа,

Если вечность проходит мимо?..

Убежишь в метро.

Но и там набежит волна,

В перехлёстье путей

Заиграет вдруг «Хава-нагила»…

То ли римский еврей, а то…

То ли просто безденежный итальянец,

Со своею скрипочкой к нам в метро –

Как с небес слетевший во тьму посланец.

Он играет так, что идти назад

Так ли, вдруг подумаешь, необходимо?

Видно, в музыке той

Есть какой-то особый лад,

Бесконечная тайна попавшего в вечность Рима.

Опускается ночь.

И лучей от луны пучок

Вырывает из тьмы

Некий портик, кусок колонны…

Ты идёшь домой,

И в тебе тот поёт смычок,

Ты идёшь домой,

В бесконечную жизнь влюблённый.

Самолёт летит,

С ним ты завтра летишь назад,

Рим идёт с тобой,

Он не просит тебя остаться,

Потому жив в тебе

Этот самый особый лад,

И пока он жив —

Не приходится расставаться…

Кате

Разговаривать с ней — это чистую воду пить,

Разговаривать с ней — это просто глядеть в глаза,

И гулять под луной, строить планы, да просто жить —

Так любви началась долгожданная полоса.

Я живу сейчас, словно чистое небо пью:

Разговаривать с ней — это миг угадывать, птиц кормить…

От её небывалого: «Я люблю!» —

Мир становится тем, чем, казалось, не мог и быть.

Домам стиля классицизма

Век непонятный, век усталый

Домов эпохи классицизма.

Обыкновенный век, не старый,

Его застали даже мы…

Ты помнишь: кошки на окошке,

Бабульки, дворик очень чистый…

И одинокий брёл прохожий,

Держась тенистой стороны…

Ты помнишь, милый мой, ты помнишь,

Ведь здесь прошло и наше время,

Ты помнишь день, когда играли

Мы в самой солнечной пыли?

Тряслись соседские заборы,

Звенели старые трамваи,

Велосипедом день кружился,

И жизнь — по правилам игры…

А помнишь день, когда считали

С тобою солнечные пятна?

Палило солнце нам нещадно…

Тот день обратно не вернёшь.

Потом к нам опускался вечер,

Такой лишь чуточку прохладный,

Потом в «земельку» мы играли,

Бросая перочинный нож…

А если посмотреть внезапно

Во тьму старинных фотографий:

Иные дни, иные лица —

Но те же старые дома.

Седой извозчик держит лошадь,

И на прогулке — дамы в платьях…

Перед фасадом их, похоже,

Сменилась целая страна…

О, долговечный век усталый

Домов эпохи классицизма:

Лепниной — вазочки и лица,

Кисть винограда, чаши, львы…

Они довольствуются малым,

Им не пристало торопиться,

И за движеньем нашим странным

Устало смотрят вдаль они…

* * *

Сквозь немытые окна дремучих пустых поездов,

Созерцая киргизо-кайсацкие хмурые степи,

Чай держа в подстаканнике, я, тот беспечный ездок,

Проезжал сквозь больные пространства замёрзшие эти.

Частый стук подвагонный случайно отстукал «прости»,

Чем-то меньше нуля обрелась пустота за перроном,

Вот и всё, господа, вот и всё. Был я в долгом пути…

И плацкартный вагон обернулся мне временным домом.

В суету городов… В пустоту обозримых земель…

Сквозь пространство летя и уют охраняя вагонный,

Пролегла между явью и сном и моя колея,

Освящая пространство кругом ниткой улицы черной.

Но в пространстве пустом, как спасенье пустынных земель,

В зыбкой рамке небес, в темноте непростой, безыконной,

Огонёк замерцал, как морзянка: «Прости и поверь»,

Как надежда на жизнь вот и в этой сумятице чёрной.

Давний призрак забытый калмыко-кайсацких костров?..

(Странный ритм поездов — кто не стал бы в дороге поэтом?)

За окном пролетают виденья — подобия снов…

Их забрать бы в стихи — но веду разговор не об этом….

В пустоте огонёк — лишь приблизившись — словно сгорит,

В полумраке ночном на миг станет достаточно света,

И в скрещенье теней электрический свет озарит

Человека в ночи, впопыхах говорящего это.

P. S.

Так и едем, меж тем или этим, своё сердце в печали скрепя,

Кто б в дороге сказал, на каком, том ли, этом он свете?

Я вернулся домой, а ведь мог и себя потерять,

А уж как или где, даже сам бы в пути не заметил.