Книга ветерана Михаила Пеймера «Судьба простого человека». Глава 5: Возмездие. Операция Багратион
Глава 5: Возмездие на стремительном марше
Прошло уже много лет со дня капитуляции Гитлеровской Германии, со дня победы Красной Армии Советского Союза в сотрудничестве с армиями Великобритании, США и Франции, со дня полного разгрома фашизма. С того дня, когда народы всего Советского Союза, в том числе и народы России, ещё раз доказали Миру, что свою национальную независимость, суверенитет своей страны защитят всегда от любого покушения, от любой внешней силы.
Прошедшие годы - срок для одного поколения огромный. Но память ярко хранит и всю эпопею в целом, и отдельные её этапы, и даже отдельные эпизоды.
Война разворачивалась, развивалась для нашего народа от тяжелейшей трагедии до полного триумфа и всенародного ликования.
Операция «Багратион» была разработана Генеральным штабом Советской армии для освобождения многострадальной Белоруссии от затянувшейся фашистской оккупации. Начало ее пришлось на вторую половину 1944 года. Тогда нам, молодым офицерам, хранящим в душе непреходящую горечь поражений и отступлений летом и осенью сорок первого года, предстоящая операция казалась единственно логичным, мощным ответом на гитлеровскую операцию «Барбаросса», которой до конца не суждено было свершиться. На подступах к Москве операция фашистской армии, не знавшей до того поражений, измотанной невероятными усилиями отступающих, но не сломленных частей и соединений Красной армии, захлебнулась.
О существовании операции «Багратион» до её начала мы, конечно же, ничего не знали. Разработка и подготовка к её осуществлению были тщательно засекречены. Но мы знали, что наступление будет, и ждали его как самого желанного праздника.
После битвы под Сталинградом меня в числе других, уже обстрелянных офицеров, направили в штаб Гвардейских Миномётных Частей Западного фронта. Это произошло в те дни, когда в Катыни Смоленской области, ещё не полностью освобождённой от немецких войск, работала международная комиссия по установлению виновных в незаконном расстреле и захоронении десятков тысяч польских военнопленных. Западный фронт к тому времени уже многие месяцы не вёл сколько - нибудь активных действий в отличие от Юго- Западного, развившего успешные наступательные операции на Украине.
Особых успехов добилась 60-я армия, достигшая суточного продвижения до 55-60 километров. Помню, стратегическое новаторство этой армии было темой повсеместного командного изучения в войсках других фронтов. В войсках нашего фронта бытовала тогда в офицерских кругах шутка, что якобы весь мир воюет, кроме Турции и Западного фронта.
В штабе фронта я получил назначение на должность командира 1-й батареи, 4-го дивизиона, 24-й Гвардейской бригады под командованием гвардии полковника Горохова. Конец сорок третьего года прошёл в штабных и общих учениях, необходимых для обучения значительного пополнения частей и соединений до штатной численности. А также в изучении новых тактических и стратегических приёмов, возникших в ходе всех предыдущих операций в соединениях и частях, достигших наиболее значимых успехов. И уже с февраля сорок четвёртого началась активная подготовка к осуществлению операции «Багратион».
Бригада наша находилась в оперативном подчинении 11-й Гвардейской Армии генерала Галицкого, бывшей 16-й, державшей оборону на подступах к Москве в самые критические дни конца сорок первого, и перешедшая в наступление, за что удостоилась звания Гвардейской. Когда я был ещё курсантом, мне в составе курсантского артдивизиона довелось повоевать в той легендарной обороне Москвы именно в полосе обороны этой армии.
Для проведения небывалого за всю войну наступления по всем направлениям Западный фронт был разделён на три Белорусских фронта. Командующим Третьим Белорусским фронтом был назначен молодой генерал армии Черняховский, бывший командарм той самой 60-й, успехи которой мы тщательно изучали на штабных учениях.
Во всём происходящем было много нового. Использовался опыт прошлых боёв, выдвигались большие требования к командирам всех уровней в соблюдении тайны предстоящей операции, в знании противника. Мы посвящались в детальные подробности о дивизиях противника, стоящих против боевых порядков нашей армии, вдоль железной дороги Витебск - Орша, включая участок до основания разрушенной железнодорожной станции и поселка Киреево в лесных дебрях Смоленской области. Знакомились даже с боевой «биографией» этих дивизий и их командиров, их манерой ведения боевых действий, изучали удачи и просчёты. Всё это было внове, часто вызывало скептические разговоры. Но я в числе многих молодых офицеров новую науку принимал с уважением, увлечённо, чувствовал тщательную подготовку к битве без прежних ура-патриотических порывов с «шашками наголо».
По ночам мы выдвигались из второго эшелона для оборудования наступательного плацдарма, огневых позиций, инженерных фортификаций, а днём на виду у противника возвращались на свою базу во втором эшелоне, демонстрируя переброску войск в другие районы. Оставленные на весь день командиры взводов управления и разведчики подробно изучали систему обороны врага, основные огневые точки, их оснащённость; готовили исходные данные для огневого поражения всей этой системы обороны и заносили в журналы.
Мне был тогда всего лишь двадцать один год. Сам себе и подавляющему большинству подчинённых я казался совершенно взрослым, опытным и мудрым, требовательным и грамотным. Сегодня с улыбкой вспоминаю, что был ещё мальчишкой порывистым, эмоциональным, склонным к романтике вообще и военной - в частности. Что греха таить, умеренное зазнайство, которое старшими командирами тактично осаживалось, тоже было мне не чуждо. Всё происходящее на фронте рождало во мне необыкновенный подъём. Впрочем, это чувство испытывали почти все участники событий.
Солдаты, сержанты к середине июля валились с ног от усталости, а офицеры среднего звена почти поголовно страдали от бессонницы. Ночью мы активно работали, а днём, уложив подразделения на отдых, занимались массой хозяйственных дел, документацией. А когда, наконец, я ложился поспать, сон не приходил, голова продолжала работать, бессвязно, но назойливо...
Четыре дня длилась жесточайшая битва за пролом в обороне фашистов. Четыре дня штурмовая авиация, ракетные войска, артиллерийские и миномётные части обрабатывали не только передний край, но и глубоко эшелонированную оборону немцев. Стрелковым подразделениям приказано было переходить в атаку, предварительно удостоверившись в подавлении огневых точек. Только один залп батареи нашей бригады отправлял на головы неприятеля 64 снаряда.
За эти дни артиллерийского наступления одной моей батареей было произведено более двух десятков залпов. Некоторые осуществлялись за одну-две минуты, некоторые растягивались на более продолжительное время, создавая методический огневой вал. Мощь только одной нашей бригады, имеющей двенадцать батарей в четырёх дивизионах, была огромна. Рядом с нами трудились батареи ствольной артиллерии от 75 до 152 миллиметровых орудий, а чуть впереди из укрытий били по врагу самоходки 8-го мотострелкового корпуса. Это была уже совсем другая война. Это была уже совсем другая Красная Армия. Огневая мощь немецкой обороны была полностью подавлена. Грохот стоял невообразимый! В сторону немцев летели не только снаряды - от воинов неслись проклятия и обещания возмездия, заслуженной кары.
Когда оборона противника была сломлена, а в прорыв были введены наступающие силы с тылами и полным боевым обеспечением, мы стремительно начали продвигаться на Запад по 45-55 километров за сутки. Когда мы освобождали сотни населённых пунктов, была опубликована армейская информационная сводка, из которой мы узнали, что за все дни битвы за прорыв фронта обороны 11-я Гвардейская армия потеряла убитыми менее десяти человек! Да, это была уже совсем другая война. Теперь мы окружали и уничтожали захватчиков. А враги ночами, лесными тропами пытались выйти из окружений. Теперь мы гоняли их, как зайцев, вынуждая тысячами сдаваться в плен. Это и было возмездие, рождавшее в войсках ликование.
И ещё об одном нужно рассказать. Уцелевшие мирные жители - измождённые женщины, немощные старики, дети с сияющими глазами, вышедшие из лесов подпольщики и партизаны - стояли по обочинам главной магистрали Москва-Брест, вдоль своих сожжённых деревень и посёлков, со слезами тихой радости совали в руки солдат освободителей всё, что у них осталось...
Это была уже совсем другая война! Пешего воинства уже не было, мотопехота восседала на бронетранспортёрах, на танках, почти сплошным потоком устремлённых от Орши к Бресту, от Смоленска к Каунасу. В небе всю эту грозную армаду прикрывали от возможного налёта «Юнкерсов» новенькие истребители. Наступило время так долго и мучительно ожидаемого полного господства нашей Армии в воздухе. Нашим детям, внукам и правнукам даже не понять, что испытывали мы в те дни, после поражений сорок первого, после отступления на Волгу и Кавказ в сорок втором.
Это была торжественная увертюра полной и окончательной победы. Немцы, сдавшиеся в плен, угрюмо говорили о своём горьком разочаровании, о том, что в большинстве, не исповедуя нацизм, просто стали жертвами лживой гитлеровской агитации и массовой эйфории. Некоторые, не обнаружив мстительной жестокости у русских солдат, о которой в крикливых речах предупреждал Геббельс, готовы были оказать нам любую услугу.
Одного пожилого ефрейтора задержать довелось мне, когда я со старшиной батареи Устименко уже в сумерках обходил расположение части и посты охранения. Ефрейтор (если память мне не изменяет, его звали Рудольф) оказался автомехаником. Перед отправкой на сборный пункт военнопленных он совместно с нашими шоферами проверил исправность имеющихся у нас трофейных автомашин и привёл их в полный порядок.
Это возмездие, этот победный марш под кодовым названием «Багратион» окончился для нашей бригады на берегу Немана, уже в Литве, где войска Третьего Белорусского фронта готовились к предстоящему броску в Восточную Пруссию, на Кенигсберг - оплот Германского вермахта, основного поставщика эсэсовских кадров. Но это уже другой этап Отечественной войны, другие воспоминания.
Михаил Пеймер. Ярославль. 2001 г.
Короткий адрес этой новости: https://yarreg.ru/n5btn/
Комментарии: