Юлиан НАДЕЖДИН: «Гляжу на эти звёздные пейзажи...»

               БЕЛЫЙ КОТ

                                                      Марине

Первый снег в нашем граде старинном.
По дворам, что белы и тихи,
Как малярная кисть по руинам,
Снег – по грудам житейской трухи.
Мне не хватит ни пыла, ни дара,
Это я описать не смогу,
Как метнулся он, белый котяра,
Невидимкой на чистом снегу.

ДУЭЛЬ

(из дневника секунданта)

          Дантес Пушкина не убивал.

                                      Сплетни

Дантес – он, как барышня в тире,
Промазал. А Пушкин попал.
Сшиб пуговицу на мундире,
Чуть-чуть бы, французик пропал.
Тянулся мириться он: «Саша,
Ведь мы же с тобой свояки...»
И снег, словно белая сажа,
Поэту летел на виски.
Бежал к лошадям у дороги,
Закинул в сугроб пистолет.
Злорадно трещали сороки
Невольнику чести вослед.
Спешил он, а думал о деле:
Нельзя же, чтоб так, Боже мой,
Чтоб с этой несчастной дуэли
Мы оба вернулись домой.
Потом их тряхнуло на кочке...
Открыли возок и в углу
Увидели кровь на сорочке.
Английский пугач на полу.
В столице январь светло-синий.
Стрелок наш, презрев политес,
Кивнул через Мойку на Зимний:
«Скажи им, что это Дантес».
И вызвали дядьку Козлова,
Чтоб барина нёс. А Данзас -
Сдержал он лицейское слово,
Исполнил он братский наказ.

     МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ

Памяти Александра Коноплина

Гляжу на эти звёздные пейзажи,
И муза бесприютная моя
Среди подруг –
                   как нищенка в пассаже.
И жить зачем, так и не понял я.
Не объясню и вам ни в коем разе,
Хоть объясняй с темна и до темна.
И некого спросить. Ну разве, разве
У друга Саши, у Коноплина.
Речам заздравным и брехне сорочьей
Одну давал он цену – медный грош.
Сейчас придут, острил, давай короче.
Правдивей ври, болтун, уж если врёшь.
Ну а теперь на звёздном том совете
Он ничего про жизнь не позабыл,
Не скажет он, что нет его на свете,
И только спросит, где ж ты раньше был.
К концу идёт лихое наше ралли
За край Земли. Просил он: не забудь,
Чтоб мы его совсем не потеряли,
Назвал роман прощальный –
                                «Млечный путь».
Павлина из романа, зло и здраво,
На то и медик, скажет, как найти:
На Сириус, и за угол направо.
Найдём. Учил же – всем нам по пути.

                  ВЕНЕЦИЯ.

       Подпись к фотографии

                   Ларисе Фабричниковой
Я вспомнил, где, в какой строке,
И дальше, дальше, между строк,
Бутылку в дальнем тайнике
Нам Хэм премудрый приберёг.
Без провожатых и без карт
Веслом, большим как у галер,
Нас оттолкнёт в зелёный март
От стенки бравый гондольер.
Не надо путеводных звёзд.
Там будут прямо по лучу
Фонарь, и тот горбатый мост,
И вечный плющ по кирпичу.
Разлука будет и война.
За волю он и за покой,
Глоток прощального вина
В тени деревьев за рекой.

              МИХАЛЫЧ

С РОМАНОВСКОЙ ЗАСТАВЫ

Мы с ним на «ты»,
бердыш он поднял свой
Здесь, на миру,
не в царском тронном зале.
Романовской заставы постовой
На службу прибыл, потому что – звали.
Он не боится никаких погод,
Всё у него всерьёз, не понарошку.
Готов Михалыч хоть сейчас в поход:
Кисет – в рукав, за голенище – ложку.
Не в тягость государевой казне
Без почестей Отчизне верно служит.
В воде не тонет, не горит в огне,
На ветродуе злом живёт – не тужит.
А на листах, спиралью завитых,
Указ с гербом, торчащий из кармана,
Гласит: здесь путь в обитель трёх святых –
Бориса, Глеба и ещё – Романа.
Бердыш его острее топора.
Получишь сдачи, лучше нас не трогай.
Он остаётся, ну а нам пора
Присесть на чемодан перед дорогой.
Пришёл сюда служивый на века –
Весь в бронзе он, надёжна оборона!
На это всё взирает свысока
С застрехи будки местная ворона.
Мы с ним договоримся без труда,
Его упросим, как старшого брата,
Чтоб, встав во фрунт,
                       нас проводил туда
В урочный час, откуда нет возврата.
Помедли, жизнь. Мы тоже начеку,
Мы тоже знаем все твои уставы.
Пошли подсыплем в трубку табачку
Михалычу с Романовской заставы.