Сергей ЯШИН: «Зритель сегодня ходит... на обезьян»

Сергей Яшин в режиссёр­ском мире – фигура особая. Он не претендует на модную продвинутость, ни с кем не вступает в творческое соревнование, ничего не декларирует и нигде не митингует. Просто ставит спектакли, то есть занимается своим прямым делом, как выпускник ГИТИСа, ученик знаменитого мастера Андрея Гончарова. Имеет уважение к драматургическому слову, классическим сюжетам и традиционно-актёрской «подаче» спектакля. Ему удалось создать свой собственный режиссёрский почерк, стиль, а это по нынешним временам – редкость. Несмотря на свою «немодность», Сергей Иванович Яшин всегда был востребован весьма престижными театрами – ставил в Питерском БДТ, в «Современнике», у вахтанговцев, в Театре имени Маяковского. Теперь вот и у нас, в Ярославле, взялся за постановку «Тётки Чарлея».

О новом спектакле в частности и о жизни вообще мы и разговорились с Сергеем Ивановичем после одной из репетиций.

– Смелости тут нет никакой, потому что фильм существенно отличается от оригинала – пьесы, написанной в начале ХХ века, и категорически не совпадает в трактовке главного персонажа, которого в кино играет Александр Калягин. Лично мне как зрителю этого персонажа всегда было жалко: больной, страдающий одышкой немолодой человек, оказавшийся в безвыходной ситуации, выкручивается из последних сил, чтобы спастись от полиции. В центре же истории, которую написал Брендон Томас, – три студента Оксфордского университета, один из которых волею обстоятельств, желая помочь друзьям, и становится вымышленной тётушкой другого. Герои пьесы охвачены пожаром любви, и нет ничего прекраснее этого чувства. Мне кажется, разговор о любви всегда актуален.

– Много – не то слово. Начать нужно с того, что в далёких 60-х годах я учился в Ярославском театральном училище…

– Очень просто. Это было единственное училище в Совет­ском Союзе, куда принимали после восьмого класса, а мне так хотелось «в артисты», что сил заканчивать десятилетку у меня просто не было. И вот я приехал сюда четырнадцатилетним подростком с Дальнего Востока, с трудом поступил и… сразу получил предложение сыграть главную роль в пьесе Розова «Перед ужином», которая шла на сцене Волковского театра. Мы были ровесниками с персонажем – этим, очевидно, и был обусловлен режиссёрский выбор, который пал на меня. Играл с Владимиром Солоповым, Николаем Кузьминым, Татьяной Поздняковой. Позднее я сам поставил на этих подмостках «Горячее сердце» Островского, «Бешеные деньги». Более десяти лет этой труппой руководил мой близкий друг и одноклассник Владимир Боголепов, здесь играли мои учителя – те, кто воспитал меня… Словом, этот театр для меня – не чужой, и я для него, надеюсь, тоже.

– Заняты великолепные артисты – Владимир Солопов, Игорь Сидоренко, Татьяна Иванова, замечательная молодёжь – Илья Коврижных, Семён Иванов, Ирина Наумкина, Ольга Старк.

– Да, над оформлением спектакля работает моя дочь – Надежда Яшина. Её профессиональный почерк, вне наших род­ственных с нею связей, ярославские зрители уже смогли оценить ранее: Надежда оформляла спектакли «Дурочка», «Ревизор», «Спириты», которые занимали видное место в репер­туаре.

– Не только с нею, но и с женой, которая является в театре имени Гоголя главным художником. Развёл, знаете ли, семейственность…

– Конечно, зрителей. Хотя, безусловно, грамотная и справедливая критика мобилизует силы и заставляет двигаться дальше. Хвалят ли Яшина, ругают ли – не в этом дело. Беда в том, что ушла когорта блестящих театральных критиков, которая искренне и глубоко любила театр. Сейчас всё – на потребу читателя, и критика зачастую сводится к тому, чтобы хлёстко размазать и облить грязью, а понять, услышать художника – это лишнее. Я, слава богу, прожил в театре долгую жизнь, и меня волнует мнение о моём творчестве лишь высокопрофессиональных людей, все остальные наскоки мне напоминают известную басню про моську, лающую на слона. Нехай клевещут!

– Мы живём в эпоху прагматизма: что мне полезно, то и истинно. Сегодняшняя «правда жизни» заключается в том, что материя первична и мы – активно развивающееся общество потребителей. Вы посмотрите, чем забит телеэфир, заполнены страницы периодики: призывом покупать, обогащаться, наслаждаться, копить или тратить деньги, брать, хватать, иметь, пить, жрать… Недавно академик Капица рассуждал о том, что сегодня, как никогда, насаждается учение Дарвина, гласящее, что человек произошёл от обезьяны, материя – первична. А это – величайшая из неправд. Человек создан Богом! Мы же сегодня не живём, а существуем согласно бизнес-плану, а в бизнес-план не входит понятие сострадания, товарищества, любви…

– Правильно, а что ему, бедному, остаётся, если его поставили в графу культурно-зрелищных учреждений, обслуживающих определённые потребности населения? Это ж додуматься надо: театр – учреждение по обслуживанию, как прачечная, баня, ресторан. Театр не может существовать в формате бизнес-планов, потому что искусство вообще, и театр в частности, занимается нравственными категориями, душой человека.

– Ну, во-первых, слава богу, пока есть дотации государства. А, во-вторых, зарабатывать можно по-разному. На что сейчас ходит зритель? На обезьян…

Недавно академик Капица рассуждал о том, что сегодня, как никогда, насаждается учение Дарвина, гласящее, что человек произошёл от обезьяны, материя – первична. А это – величайшая из неправд. Человек создан Богом! Мы же сегодня не живём, а существуем согласно бизнес-плану, а в бизнес-план не входит понятие сострадания, товарищества, любви…

– Можете назвать их звёздами, если хотите. У нас сейчас как? Два-три раза мелькнул на экране, и ты уже звезда, а то и вовсе мегазвезда. Мы же называем их попросту – обезьянами. На кого в первую очередь пойдёт невзыскательный зритель? На артиста, чьё лицо ему знакомо по телесериалам. Вот зачастую и можно услышать за кулисами: у тебя сколько обезьян занято? Три? Шикарно – полный сбор обеспечен.

– Эти спектакли в большин­стве случаев не выдерживают никакой критики, они собраны «на живую нитку», без особых усилий и без затей. Нельзя же, в самом деле, репетировать антрепризный спектакль в течение полугода – когда же его окупать?

– Театр есть отражение жизни, а в ней есть и драма, и трагедия, и комедия, и водевиль. Значит, всё это и нужно включать в репертуар, чтобы зритель мог и поплакать, и посмеяться, и подумать о вечном. Только настоящую драматургию, высокопрофессиональное актёрское и режиссёрское мастерство можно противопоставить нашествию попсы, которая, как тля, разъедает территорию искусства. Вы посмотрите, что сейчас творится? Звёзды на коньках, под куполом цирка, звёзды поют и танцуют, фабрики по производству звёзд, народных артистов… – полнейшая профанация искусства! Но почему-то никто об этом не задумывается. Пара месяцев репетиций, и шоу продолжается. Профессионалы отдают тем же конькам или занятию вокалом всю жизнь, присуждение звания народного артиста венчает десятилетия упорного труда, а, оказывается, ничего этого не нужно. Путь к вершине гораздо короче, и медийному, раскрученному эфиром лицу дозволено всё. Это сознательное развращение и актёра, и зрителя, и вообще искусства.

– Не я принимаю решения. Театр находится в федеральном подчинении, и решать будет Федеральное агентство по культуре и кинематографии. Я могу сказать только за себя. Почему я принимаю такое участие в жизни театра? Это мой родной дом, и такое понятие, как память сердца, благодарность за всё, сделанное для меня в этих стенах, – не пустой звук. У меня есть определённые душевные обязательства перед театром имени Волкова, и не в моих правилах не возвращать долги. Буду ли я ставить здесь спектакли в качестве очередного режиссёра или курировать творческую программу театра, стану ли художественным руководителем – не мне решать. Посмотрим, как будет складываться жизнь.

– Такая ситуация возможна, и практика таких творческих совмещений достаточно известна. Олег Табаков, например, руководит двумя театрами, Сергей Арцибашев…

– Адольф Шапиро успешно руководит ТЮЗами в Санкт-Петербурге и Самаре, Валерий Фокин курирует и Центр Мейерхольда в Москве, и Александринку в Питере… Словом, практика известная. Это может быть связано с тем, что ушло целое поколение мастеров режиссуры и не так многолюден кадровый корпус претендентов на должность руководителя театра. А ведь начальству хочется стабильно­сти…

– И ему тоже. Вопрос решается, и для меня не новость, что к моей кандидатуре относятся неоднозначно. Любой новый человек на руководящей должности воспринимается именно так, иначе и быть не может.

– Нельзя театром руководить не жёстко. Это – добровольная диктатура (я имею в виду ситуацию в театре имени Гоголя). Главное профессиональное качество режиссёра и художественного руководителя – наличие творческой воли, а это понятие автоматически программирует достаточно жёсткое существование. Это как в семье: кто-то должен быть старшим и брать на себя ответственность за всё, что происходит.

– Я как руководитель не могу заставить актёра жить исключительно на театральное жалованье, положенное ему по штатному расписанию. Но обо всём можно договориться по-человечески. У нас нет жёстких контрактов, как на Западе: если по твоей вине отменили спектакль – плати неустойку, но и ты будь любезен о своём возможном отсутствии предупредить заранее, чтобы утрясти репертуар, поставить замену и так далее.

– Среди имеющихся планов и прожектов есть и такой, но пока приказ не подписан, говорить об этом рано. Хотя я эту информацию не опровергаю, давайте не будем гадать на кофейной гуще.

– Повторюсь: не говори гоп, пока не перепрыгнешь… Вот я сейчас отвечу «да, приму» и нарвусь на вполне справедливую «оплеуху»: здрасьте, пожалуйста, ему никто ничего не предлагал, а он уже соглашается налево-направо… Безвременный уход из жизни двух руководителей театра я воспринимаю как личную боль, всё происходящее с этим театром – это и моя беда тоже. Я искренне и бескорыстно готов подставить плечо в трудную минуту, потому что кто, если не я? Что касается всего остального, то хочется вспомнить слова русского поэта Михаила Кузмина «случится всё, что предназначено, вожатый нас ведёт».