Мелодия для актера

...На курсе, которым руководил народный артист СССР Валерий Сергеевич Нельский, шел разбор этюдов, упражнений с воображаемыми предметами, которые только что показывали студенты.

– Стало быть, вы рубили елку, – говорил чуть иронично мастер­педагог. – А вообще­то в жизни топор в руках держали? Киваете вот, а уверенности нет. Неумело, плохо рубили.

Студент смотрит на педагога­мастера несколько ошарашенно – вопросы для него неожиданны. Он так уверенно все исполнил, его должны были обязательно похвалить. Он и на месте сидел, пританцовывая и жестикулируя, представляя себя сильным и ловким лесорубом. А его почему­то критикуют...

Нельский легко угадывал характер паренька, сидящего перед ним. Энергии хватает, но фантазия недостаточно развита, живет набросками крохотных познаний, маленького опыта.

– Ладонь ваша ощущает ствол дерева. Но дерево дереву рознь. Какой ствол у ели?..

– Гладкий, – отвечает студент, глаза его становятся круглыми, он слышит смех товарищей. И почему­то добавляет: – И теплый.

– А елка, она что, без иголок? – вопросы мастера полны невидимых, незаметных иголок и колют довольно ощутимо. – Пальцы у вас легко двигаются, руки даже не обморозились, вы без рукавиц, а ведь очень холодно! Вокруг, поди, другие деревья растут, снежок с ветвей осыпается, за воротник попадает. Вы забыли к тому же, что нарушаете закон: рубить деревья без разрешения нельзя, поблизости где­то лесник бродит… Что? Говорите, что лесника нет? И деревья не растут вокруг? Перед вами – широкая поляна, и на ней – единственная елка? И вы ее все­таки рубите? Э­эх! И не жаль вам деревца­то?..

Студент, пытавшийся переспорить и перехитрить мастера («Подумаешь, большое дело – елку срубить!»), сконфужен. Мастер преподал не только урок наблюдательности, но и дал понять, что формирует человека.

А вечером на сцене его ученики видели, как герой спектакля «Мелодия для павлина» бережно обращается с домашним цветком, разговаривает с ним и с самим собой. Название спектакля располагало к лирическому размышлению, в нем жили философская грусть и легкая печаль. Спектакль можно было бы назвать и «Мелодией для актера Валерия Сергеевича Нельского», исполняющего роль Титана Гары, ведущего эту мелодию с обаянием и виртуозностью...

Валерий поступил на сцену Смоленского драматического театра в 1922 году пятнадцатилетним мальчишкой. Его приняли не актером, а «сотрудником». Однако, эпизоды, в которых он появлялся, сразу же были отмечены зрителями. Валерий не расставался тогда с металлической коробкой из­под печенья фирмы «Сиу и К°», в которой хранил бу­тафорские очки, носы из папье­маше, усы разных фа­сонов, нашлепки на уши и всевозможные наклейки. Он увлекался характерным гри­мом и бывал счастлив, если оставался неузнанным.

«Валька, разве это ты?» — изумлялись друзья. Он доб­родушно улыбался. Молодо­му актеру было всего пят­надцать лет. Один из его героев в спектакле «Тайна Нельской башни» по пьесе А. Дюма граф де Савуази был так обаятелен, молод, порывист и тверд в своем стремлении уничтожить зло, что неожиданно выдвинулся на первый план и стал заметной фигурой в спектакле, а ведь роль была эпизодическая.

Герою пьесы Дюма достаточно было одного урока, чтобы поймать фортуну. Актерская фортуна, конечно, может быть птицей счастья. Валерий считал, что служение театру – это миссия.

Внешняя характерность многому научила, стала ступенькой на пути к мастерству. И впоследствии Нельский огромное внимание уделял портретному облику своих персонажей. Грим – не только облик, за ним – характер. Движение актера – от внешнего к сути природы персонажа, к его характеру.

Театр для Нельского начался с первых представлений малороссийской труппы на сцене Смоленского театра. Украинские спектакли были полны романтики, возвышенных чувств, поэзии… И навсегда поселили в душе Нельского удивительную нежность и чуткость.

Правде сценического существования Валерия Нельского учил замечательный режиссер Иван Алексеевич Ростовцев. Уроки Ростовцева стали для Нельского университетами мастерства. Валерий Сергеевич хранил в душе великую благодарность наставнику за его громадную веру в будущую судьбу артиста. Вместе с Ростовцевым он работал в разных городах России. Именно Ростовцев и пригласит Нельского в Волковский театр. Было это в 1945 году. За плечами Нельского была Великая Отечественная, которую он прошел с фронтовой актерской бригадой. В 1947 году Нельский возглавил театральную студию при Волковском театре, поставил с первыми студийцами «Мо­лодую гвардию» А. Фадеева. И сыграл в этом спектакле роль Олега Кошевого.

Памятными для театралов стали гастроли театра имени Волкова в Москве в 1950 и в 1956 годах. В столицу привезли тогда богатый репертуар русской и советской классики – «Царя Федора Иоанновича», «Бесприданницу» и «Чайку», «Дворянское гнездо» и «Егора Булычова»... Валерий Сергеевич был занят почти в каждом спектакле, но самым большим потрясением для зрителей и завоеванием театра был «Царь Федор Иоаннович». В «Дяде Ване» Нельский играл Войницкого, и это была исповедь кроткого сердца не о погубленной, напрасно прожитой жизни, но о таланте высокой душевности.

На сцене Волковского театра шли поставленные им «Палата» С. Алешина, «Профессия миссис Уоррен» Б. Шоу, «Же­нитьба Белугина» А. Н. Островского. Ему были свойственны неутомимость художника, жажда постоянной работы, новых открытий, глубин.

Его Тригорин в «Чайке» был ярок, импозантен, артистически обаятелен, наконец, блистательно элегантен. Он купался в лучах своей славы. Кумир публики, купидон, баловень судьбы! Это немало смущало критиков, помнивших чеховскую характеристику: «Вялый, рыхлый, всегда покорный...» Его Тригорин был, бесспорно, шире и талантливее Аркадиной. Но актеру было важно открыть за блестящим фасадом славы творческие муки Тригорина­писателя. Нина Заречная полюбила такого Тригорина именно «за муки» и сострадала «мукам». Облик Тригорина приоткрывался, когда он говорил о своей творческой неудовлетворенности, о трагических разрывах между тяжким трудом художника и запросами обывательской публики.

В «Театральных миниатюрах» Чехова (режиссер Николай Коваль, 1978) Нельский играл старого актера Светловидова, преданного театру, забытого и одинокого, покинутого в театральных стенах, как Фирс в «Вишневом саде»... Посреди ночи по сцене, в потемках, точно Диоген с фонарем в поисках истины, блуждал старик и читал свой сокровенный трагический монолог о любви к театру... Он всхлипывал, плакал, вспоминая молодые годы. Он жил запахами сцены, вдыхал целебный воздух кулис и гримерных. Зряшной ли, напрасной ли была актерская жизнь? Растратил ли он ее по пустякам? У Нельского это был гимн вдохновению, театру, признание в любви, поклон от всего актерского сердца...

Чеховская тема актера за­кономерно нашла свое завершение в Фирсе из «Вишневого сада», последней чеховской роли Нельского и в каком­то смысле символической. Нельский пронзительно обнажал тему «ухода», «гибели», «небытия»... Это было время рубежа, «закатное» время страны, театра, находившегося на распутье; художника, познавшего обретения и утраты... Он был способен к трансформации не только в пространстве русской и мировой классики, он был актером­интеллектуалом самого современного уровня – ему был подвластен сложный мир Фридриха Дюрренматта, ироническое творчество Эдуардо де Филиппо. Его Дженнаро Де Сиа жил в мире непрестанных импровизаций. Влюбленный в театр, он заставлял зрительный зал плакать от трогательного восторга перед радостью жизни. И мог с энтузиазмом, с неподражаемым юмором играть самого наипростейшего деревенского деда из шукшинских «Характеров». Или другого старика – по прозвищу Мультик из дударевского «Вечера», тихого, лирически­философ­ского, умудренного.

Шукшинский дед Наум из спектакля «Характеры» в середине 70­х годов ошеломил официальный Ярославль. «Как мог позволить себе этакое академический театр?» – говорили в горкоме партии. Народный артист СССР, страшно сказать, играющий Ленина, теперь появляется на сцене в столь непрезентабельном виде – лежит на печи, кряхтит с перепою да вроде еще и тихонько матюгается! «Северный рабочий» был завален «письмами трудящихся» с требованиями прекратить это безобразие! Но к чести театра, деда Наума не тронули. Этот эпизод заставил сверкать весь спектакль. Старик Наум зажиточен, а квартирант Юрка бедствует. Однако, потрясенный Юркиной верой в науку, в будущее, дед с удивлением чувствует, как оживает, просыпается в нем доброе, человеческое, когда­то утерянное и забытое. И он, стесняясь этой новой для себя доброты, как­то неуклюже, робея, угощает Юрку небольшим кусочком сала с хлебом и крепким чаем. Он открывает духовное превосходство неустроенной жизни над материальным достатком. И изумлен этим превосходством.

Честь и достоинство художник пронес через всю жизнь. Честно служил делу. Не подлаживался к власть имущим. Бесконечно любил свою неповторимую Валентину Павловну Нельскую, обаятельнейшую актрису и нежную женщину. Валентину Павловну война застала в родном Смолен­ске, и она оказалась на оккупированной территории. После войны ее отправили в ГУЛАГ, и более 10 лет – до 1956 года Валерий Сергеевич ничего о ней не знал. На его руках осталась маленькая Мила. И это не легенда, что именно Нельским после возвращения Валентины Павловны отдал свою новую квартиру народный артист СССР Григорий Акинфович Белов...

Нельский всегда любил что­то недоговаривать в своих работах, никогда не объяснять всего до конца, и эта художественная незавершенность становилась необходимым простран­ством, скрывавшим целый мир, оставленный зрителю для размышлений. Самое драгоценное качество в Нельском – человеке и художнике – было, быть может, его чувство великолепного душевного здоровья. Его самостояние – истинный залог величия Человека.