На приём идём к Капитолине

К Леониду Куракину, хозяину этого единственного в области частного зоопарка, Капитолина попала крошечной змейкой. Вернее, приехала из Москвы, где оказалась в безрадостном положении ненужного подарка. «Может, возьмёте?» – спросили Куракиных знакомые. «Да, давайте». Жизнь Леонида тогда была «на изломе» – из медицины решил уйти, а вот чем заняться, ещё не решил. Может, змейка подскажет? И ведь подсказала. 

Леонид с детства мечтал стать врачом. Шёл к профессии упорно. Окончил в Нижнем Новгороде академию здоровья, затем медицинский техникум, а отслужив в армии, поступил в мединститут. Бросил, хотелось быть поближе к Рыбинску. Поступил в Ярослав­скую медицинскую академию. Через пять лет начал работать в гинекологии. Казалось бы, судьба определилась. Но...

– Пришло время, и я понял, что аборты делать за деньги не смогу, – говорит Леонид. – Значит, буду нищим. Снял белый халат и вернулся в Рыбинск, по которому скучал все эти годы. У нас ведь особенный город. Новый человек, когда сюда приезжает, начинает страдать. Но не уезжает. Мучается и всё равно живёт. А вот своим здесь хорошо, их Рыбинск любит, дер­жит «на плаву». Меня вот раз 

5 – 6 закрывали, кроме слов «убрать и закрыть» – ничего не было. Но ведь живём! Я люблю Рыбинск. Раньше обижался – кто его помойкой назовёт, кто Мухоср...ом. Я никогда свой город не хаял. А теперь и не обижаюсь: если помойка, то – моя. Родной город не выбирают.

Вернувшись в Рыбинск, Леонид не сразу определился с работой. Думал-думал и решил организовать приют для животных:

– У людей есть такие места, там их принимают в случае несчастий, где они могут прожить, даже оказавшись без рук и ног. А куда деваться больному животному? Нужен приют. В подобных заведениях часто ставят банку для денег с 

надписью «Помогите». Мы никогда такой чепухой не занимались. Раз взялся – делай.

Первым питомцем Куракиных оказалась Капитолина – хоть и здорова, да никому не нужна. Для того чтобы её кормить, хозяин «прошерстил» всю местную фауну – нашёл места обитания ящериц. Никаких вольеров не сооружали, да однокомнатная «хрущёвка» к этому и не располагала. 

– Мы никогда не сажаем животное в клетку, – рассказывает Куракин. – Строим открытый домик. Не тренируем, не наказываем, не используем электрошокер. Животное должно жить по своим природным законам. Специально для зрительского интереса зверей не собирали. Как приносили – орла, сову, сурка – так и складывалась компания. Несли со всего города. Но чтобы кормить больных животных, надо было зарабатывать.

Когда Куракиным стало совсем тесно с летающими и ползающими квартирантами, они взяли в аренду магазин на набережной. Друзья удивлялись: «Ну и дурак ты, Лёня. Как будешь кредиты отдавать?» И как в воду глядели – в магазин люди ходили посмотреть на птиц и зверюшек да получить совет по уходу за своими питомцами. Поддержка пришла, откуда и не ждали. После телевизионного репортажа о необычном магазине директор музея С. Черкалин пригласил их на свою территорию. Его интерес понятен – чего не сделаешь в борьбе за посетителя. 

– В 2002 году началась наша жизнь в музее, – вспоминает Леонид. – Животных продолжали приносить со всего города. Но никто ведь не пойдёт смотреть на ворону с перебитым крылом. Надо было чем-то привлечь посетителей. Пришлось познакомиться с торговцами экзотическими животными. Столько было обманов! Предлагая, говорят, что животное здоровое, а оно дохнет через день. Никогда не брали тех зверей, которые запрещены. Обезьяна, например, может наброситься и поцарапать, брали только «социальных» животных. Здесь жили 72 кролика, 32 вида дворовой птицы. А ещё – свинки, песчанки, соколы, филины, совы, белки, ёжики, коршуны, ястребы, ящерицы, игуаны. Вечером – по хлопку – все домой. 

Посетители пошли в музейный зоопарк не сразу. Как известно, если «гора не идёт к Магомету», то надо самому собираться в дорогу. И Леонид собрался – в Ярославль, чтобы в детских садах и школах читать лекции о животном мире. Вместе с ним зарабатывали остальным на пропитание Капитолина, крокодилица Маша, гусь Яша. Рассказчик Леонид интересный, сразу видно, как он увлечён этой темой. Материал для своих лекций собирал по крупицам из самых разных книг, большей частью исторических. На его лекциях, например, можно узнать, что во времена Цезаря провинившихся легионеров для исправления отправляли на несколько месяцев кормить гусей, которых специально разводили на озёрах. Общение с этой птицей приводило человека в порядок. 

– Как взрослым школьницам в мини-юбках рассказать о хомячках? – делится своими методами Леонид. – Волнует вопрос о размножении – пожалуйста, можно и анекдот рассказать, а потом и про среду обитания, и про питание, главное – заинтересовать, а дальше идёт интеллектуальное развитие. Манера общения с детьми не должна быть сухой: посмеялся, послушал, удивился. Моя задача – рассказать так, чтобы они любили и понимали всё живое: и крыс, и воробьёв, – и знали, как и чем они живут. 

Вскоре лекции дополнились показом сказок с участием животных и организацией самых разных детских праздников. Казалось бы, все замыслы осуществились – и зоопарк работает, и больные звери помощь получают, и деньги на них заработать удаётся. 

Новый поворот в работе с животными случился благодаря центру социальной реабилитации. Куракиным предложили попробовать заняться аниматерапией – лечением животными. Леонид поискал книги на эту тему – почти ничего. Но исторические свидетель­ства говорили, что оздоровительный эффект от общения больного с животными велик. Немцы, например, лечат рак с помощью гусей. Но главное – хорошо поддаются такому виду терапии детский аутизм, болезнь Дауна и любые последствия стрессов. Личные наблюдения за маленькими посетителями подтверждали: лечение общением с животными – дело беспроигрышное. 

– В моих занятиях с детьми-инвалидами есть цепочка:  ребёнок увидел, перестал бояться, может убирать клетку, не обращая внимания, что его гусь за зад щиплет, – говорит Куракин. – За несколько лет работы у нас появились настолько очевидные результаты, что мы выиграли соревнование с реабилитационным центром Ярославля. Например, девочка не разговаривала после стресса пять лет – здесь у меня заговорила после месяца работы с цесаркой. Каждое животное отвечает за какую-то болячку. Стали мы работать и с церебральным параличом. Я мажу руки ребёнка рыбьим жиром, чтобы гуся заинтересовать. Он обязательно подойдёт и будет их пощипывать, причём точно найдёт точки, которые надо. Мама поначалу пугается: «Ах, будут синяки». Но ведь синяк – не кресло инвалидное. Смотришь – а руки-то потихоньку начинают разгибаться. Конечно, всё проходит под моим контролем. Контакт происходит только так: я – животное – ребёнок. Очень хорошие результаты дают дауны. Ведь если их до двух лет «разболтать», то потом не отличишь от нормального человека. А несколько аутистов, которые к нам ходили, теперь учатся не в коррекционных, а в нормальных школах. Мы и не думали, как много таких больных в городе. Их не видно – сидят по домам со своим несчастьем. Хотелось приблизить их к себе, включить в свой социум, ведь без этого человеку очень плохо. Но в нынешних условиях мы можем взять ограниченное количество ребят. Музей закрывается тогда, когда мамы только забирают детей из сада. Ну и куда мне с ними? Я вижу в этих ребятах людей, у которых что-то не срослось с природой, с Боженькой. Помочь им хочется. И клуб для родителей, которые от них не отказались, тоже необходим. Мы орём на своих нормальных детей, а родители больных какое терпение должны иметь! В городе нужна база, куда родители больных детей всегда могут обратиться. Я бы даже название ей дал – «Маяк». Мать больного ребёнка должна где-то выдохнуть и набраться душевных сил. Как жить, когда муж бросил, работы нет, есть нечего, а на руках больной ребёнок?

Эти свои идеи Леонид увозит в Крым, в частный зоопарк «Сказка» – там их легче реализовать. Коллеги в Ялте начинали тоже 15 лет назад, но добились большего – построили зоопарк, который в сезон посещают по 2500 человек в день. А вот в осеннее и зимнее время – тишина. Тогда и можно будет заняться аниматерапией. Хотя супруга Леонида, главный помощник во всех делах, настаивает, что свои идеи нужно реализовать в родном городе. А идеи у них – одна интереснее другой.

– Если бы какой-нибудь ненормальный дал мне пять миллионов – я бы сделал такую выставку, что к нам бы поехали со всей России, – делится Леонид. – Давно хочу открыть «Птичий двор». Показывать там более 70 видов петухов. Птицы настолько необычны, что не каждый поймёт, что перед ним – петух. Один живёт в Малайзии, другой – в Таджикистане, этот – английский, а вот тот американский, его 200 лет назад вывели для Аляски. У всех своя история, её надо показывать и рассказывать. Те куры, которые ходят в наших дворах, выведенные из 40 кровей, одноразовые – плохо выглядят, плохо несутся и плохо жуются. А других у нас и не видели. 

Другая идея Леонида Куракина – создание музея рыбы – тоже может уехать в Ялту, где у него уже 50 аквариумов: 

– На юге пока освоили только «дельфинотерапию». Но ведь дельфин – зубатый кит, удар хвоста у него 2,5 тонны. Размажет о кафель на раз. Чего-то испугался – ты труп. Дельфин убивает белую акулу. Это выдумка, что они любят человека. Вообще про животных много выдумано. Дельфины – это хищники. Да, есть у них интеллект. Но и акулы не дуры. А если я скажу, что наш окунь умнее дельфина? Не верите? А наш окунь – умнее. Я подхожу к аквариуму, они меня узнают, едят с руки. Чтобы приучить посетителей к речной рыбе, в качестве приманки я использовал и крокодила, и пираний. Только чтобы показать леща, щуку, окуня. Чехонь, например, – та же равана. Выпрыгивает из воды до метра – охотится. Только её историю можно час рассказывать. А в аквариуме за ней можно было бы и наблюдать. И лечить больных надо не дельфином, а белугой. В бассейн 10 на 10 запустить двух белуг. Воду подогреть и подсолить, как в море. Поместить туда ребёнка с церебральным параличом, намазать жиром – белуги будут подходить к нему и ртом втягивать кожу. Такой биологический массаж. Они же на планете 250 тысяч лет живут, у них жёсткий панцирь, они могут рассказать о земле такое, чего мы не знаем. Вообще я не понимаю, почему за 220 лет в Рыбинске так никто и не открыл музей рыбы. А ведь идея – на поверхности. Наша ихтиофауна – 44 вида, у каждой рыбы – своя история. Их надо знать, ведь это и есть патриотизм. Выйди сейчас, спроси, что изображено на гербе города? Вспомнят: медведь, рыба. Какая? Окунь. Так это старшеклассники говорят. Будь в городе музей рыбы – знали бы, какой рыбой их город славился. И вообще надо во всём искать «фишку». Музей рыбы для Рыбинска – «фишка».

В нашей человеческой «фауне» тоже много разных видов и подвидов. Самый интересный и незащищённый – чудаки. Это те, которые с трудом вписываются в наше представление о целесообразности. Животных любим все, но не до такой степени, чтобы тащить домой подбитых ворон и хромых сурков и 20 лет ловить ящериц и голубей для «отказной» питонши. Чужих больных детей вроде тоже жалеем. Но не так, чтобы вводить их в свой социум. Чудаки беззащитны. Всех ручных талантливых «артистов» зоопарка, на которых держались сказки, пришли и отравили – дали йогурта, здесь это не возбраняется. Похоронили, поплакали, а что ещё сделаешь? Нормальный человек после пяти выселений плюнет: не хотите, и не надо. А Леонид ещё птичий двор хочет и о музее рыбы мечтает. Думаете, всё дело в больших доходах? А вы попробуйте прокормить эту компанию хотя бы день или побегать в поисках ящериц и голубей для Капитолины – сами заплатите, только бы этим не заниматься. В чём тут любимая Леонидом «фишка» – непонятно. Но разве было понятно, почему Сигсон, один из первых рыбинских фотографов, вместо того, чтобы делать портреты желающих, запирался на чердаке и фотографировал снежинки? В городе его не очень жаловали, считали странным. Но теперь мы рассматриваем его снежинки в музее, поражаясь мастерству и упорству автора. А тех, кто свидетель­ствовал о его странности – не представляем. Следа они в истории Рыбинска не оставили. 

– Пока мне 44 года, я ещё смогу, – говорит Леонид. – Интерес проходит, когда ты никому не нужен. А у меня ещё есть амбиции, я ещё хочу, чтобы мои родители мною гордились. Хочу птичий двор, музей рыбы и очень хочу, чтобы город у нас был красивый и богатый.