От кабинета до камеры – один шаг

Ознакомление с архивно­следственными делами позволяет составить некоторое представление о характере совершённых «деяний» этих сотрудников, попавших в немилость органов госбезопасности.

Добрая половина дел смонтирована на «вражеских политических высказываниях» и анекдотах, рассказанных в узком кругу своих же сотрудников. Была даже попытка привлечь к уголовной ответственности сотрудницу, назвавшую оперуполномоченного «эгоистом». Тот истолковал это слово как «яговист», придав ему контрреволюционный смысл.

А вот милиционеру Рыбин­ского горотдела милиции А. А. Романову за его «более развёрнутое» высказывание явно не повезло. При подписке на заём обороны страны летом 1937 года он заявил: «Займы идут на вредителей, которых в СССР 40 тысяч». Эта фраза обо­шлась ему пятью годами лишения свободы.

В начале 1937 года в уголовный розыск 3­го отделения милиции г. Ярославля был принят активный член общества содействия милиции (ОСОДМИЛ) комсомолец Николай Губин. «Я полностью отдался работе в угрозыске, где она таит столь много приключений и романтики, особенно в таком возрасте, в 21 год», – говорил он. Но на милицейском поприще ему пришлось поработать всего лишь восемь месяцев – 29 сентября он был арестован.

Губин дружил с ровесником, комсомольцем Кардашевским, работавшим в горсовете, семья которого в двадцатых годах проживала в Харбине. После ликвидации КВЖД большинство её работников переехало на Родину, в Россию. В годы репрессий «харбинцы» были выделены в особую категорию «врагов народа». Кардашевский был арестован и вскоре расстрелян. На допросе 19 июня 1937 года он показал, что «Губин рассказывал ему об отдель­ных служебных секретах». В частности, «рассказал, что в связи с тяжёлым положением со снабжением города хлебом он участвовал в совещании у начальника УНКВД Ершова. Губин рассказал, что Ершов арестовал ряд ответственных работников милиции за то, что они не приняли мер борьбы с очередями за хлебом и спекуляцией. Других секретов Губин мне не рассказывал».

Этого было достаточно, чтобы в постановлении об избрании меры пресечения (от 29 сентября 1937 г.) появились роковые слова: «Губин изобличается в том, что имел связь со шпионом Кардашевским Н. Н., которому передавал данные о методах работы органов НКВД». В январе 1938 года Н. И. Губин «как участник шпионской организации японской разведки» был осуждён на 10 лет лишения свободы.

Изощрённые формы слежки за инакомыслящими сущест­вовали и в самих учреждениях органов внутренних дел. Сверхбдительность отдельных оперативных работников не знала пределов, не вписывалась ни в какие рамки морально­этических норм.

Сотрудник Даниловского райотдела милиции А. Я. Смирнов во время ночного дежур­ства рассказал своим товарищам услышанный от одного оперработника (кстати, присутствовавшего здесь же) анекдот, суть которого сводилась к следующему: «Ленин, умирая, приказывал Троцкого из партии не выгонять, а Сталину власть не доверять».

Через четыре дня, 8 июня 1937 года, рассказчик на заседании парткома был исключён из партии, а через месяц арестован с мотивировкой: «Достаточно изобличается в том, что он распространял анекдот контрреволюционного содержания, оскорбляющий вождя ВКП(б)».

Военный трибунал определил ему 5 лет лишения свободы.

Более драматично сложилась судьба начальника тюрьмы города Рыбинска К. И. Казьмина. В один из рабочих дней – 9 мая 1938 года – он зашёл в кабинет своего помощника по режиму и оперработе. Тут же находился ещё один их оперуполномоченный. Поговорив о текущих делах, хозяин кабинета, обращаясь к начальнику, доложил и о том, что, судя по имеющимся следственным делам их подопечных, зафиксировано немало лиц, арестованных «за контрреволюционные анекдоты», и пересказал содержание некоторых из них.

Это вызвало живой интерес к затронутой теме. В доверительной беседе Казьмин также припомнил случай, имевший место в 1935 году в бытность его учёбы в Москве в центральной чекистской школе. «Был у нас один курсант, – поведал он коллегам, – любитель анекдотов. Как­то вечером в общежитии он и рассказал политический анекдот. Суть его сводилась к следующему: будто бы проснулся в Мавзолее Ленин и приказал часовому позвать к нему Сталина. Когда тот пришёл, Ленин заругался: что вы натворили без меня, перепутали всё, не глядели бы мои глаза, поверни меня кверху... спиной. Ну, и, разумеется, поплатился за это: впаяли курсанту пять лет тюрьмы».

Посмеялись они над этим анекдотом и разошлись. Но не прошло и месяца, как Казьмин оказался в ситуации, аналогичной той, в которую когда­то попал упомянутый им курсант. Его боевые помощники, не долго думая, доложили кому следует о рассказанном начальником антисоветском анекдоте.

4 июня 1938 года К. И. Казьмину было предъявлено обвинение в том, что он распространял среди сотрудников тюрьмы анекдоты контрреволюционного содержания с гнусными клеветническими измышлениями и контрреволюционными выпадами против руководителей ВКП(б) и социалистического строительства. 5 сентября 1938 г. военный трибунал приговорил Казьмина К. И. к 7 годам лишения свободы. В 1960 году он был реабилитирован.

Чуть было не постигла печальная участь другого руководящего работника областного управления НКВД – заместителя начальника ОБХСС лейтенанта милиции С. Н. Попова. Одно неосторожное слово стоило ему более чем двухмесячного пребывания под следствием в ярославской тюрьме.

В июле 1938 года Попов выехал в служебную командировку в Костромской город­ской отдел милиции (в период с 1936­го по август 1944 г. Кост­рома входила в состав Ярославской области). Познакомившись с проводимой работой, он провёл совещание с руководящим и оперативным составом горотдела, сделав основной упор на усиление борьбы со спекулянтами – скупщиками хлеба. Выдав ряд других указаний и замечаний, уехал домой.

Каково же было его удивление, когда в конце августа 1937 года он был вызван в особую инспекцию УРКМ (управление рабоче­крестьянской милиции) областного УНКВД и ознакомлен с постановлением об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения в том, что, «находясь в служебной командировке в Костром­ском горотделе РКМ, во время беседы проводил контрреволюционную агитацию». При подготовке этого постановления были соответственно извлечены и подобраны некоторые биографические данные на Попова с упором на его непролетарское происхождение. Несмотря на то, что он в 1919 году в возрасте 16 лет добровольцем ушёл в Красную Армию, а с 1924 года непрерывно работал в органах милиции, преимущественно в уголовном розыске, отыскались сведения, что он выходец из дворян, отец его был полковником царской армии, брат – штабс­капитаном.

В чём же провинился опытный сотрудник управления милиции, будучи в командировке? Об этом красноречиво свидетельствует заключение по делу № 483 от 21 сентября 1937 г. по обвинению лейтенанта милиции Попова С.Н. в преступлении, предусмотренном статьёй 58­10 ч.1 УК РСФСР: «Обвиняемый Попов 14 июля с.г., находясь в Костромском ГО РКМ, во время беседы с руководящими оперативными работниками по вопросу о борьбе со спекулянтами – скупщиками хлеба подвёл последних под категорию голодающих и сказал: «Не наше дело бороться с голодным мужиком, если мы его прогоним из Костромы, он пойдет в Судиславль или в другое место. Не с голодными мужиками надо бороться, а нужно обратить внимание на торгующие организации». Присутствовавший при этом свидетель Смирнов возразил Попову: «Мы боремся не с голодными мужиками, а со спекулянтами – перекупщиками хлеба, голодных мужиков у нас нет». После этого возражения Попов перевёл разговор в другую тему».

С 28 августа по 3 ноября 1937 года Попов С. Н. содержался под стражей в ярославской тюрьме. В ходе следствия он категорически отвергал предъявленные ему необоснованные обвинения, убедительно доказывая их нелепую сущность. И он сумел добиться оправдания. Пожалуй, в то время это был один из редких случаев успешной борьбы за правду и справедливость. Военный трибунал внутренних войск НКВД в своём определении от 3 ноября 1937 г. констатировал: «Ввиду того, что Попов допустил в разговоре с ответственными работниками милиции выражение «голод­ный мужик», но давал правильные установки в борьбе с очередями и спекулянтами, что, естественно, этот факт не является контрреволюционной агитацией со стороны Попова. Кроме того, Попов ни в чём предосудительном ранее замечен не был, а наоборот, имеет положительные характеристики, а поэтому дело производством прекратить, разрешив вопрос в отношении Попова в дисциплинарном порядке. Попова немедленно из­под стражи освободить».

После освобождения из тюрьмы Серафим Николаевич Попов работал юрисконсультом на базе «Заготзерно», затем в конторе «Химзаготлес». С начала Великой Отечественной войны он был мобилизован, служил в 65­й армии, храбро воевал, заслужив ряд боевых наград.

Демобилизовавшись в 1945 году, С. Н. Попов вновь оказался в рядах ярославской милиции. Стал работать опер­уполномоченным ОБХСС, затем начальником отделения, заместителем начальника отдела. В марте 1949 года он возглавил отдел ОБХСС УВД.

В июне 1956 года по выслуге лет был уволен в запас.

Находясь на заслуженном отдыхе, Серафим Николаевич был активным общественником, наставником молодёжи, пользовался заслуженным авторитетом, оставив добрую память о себе.