Розы и тернии для Марии Абуладзе

Машенька Абуладзе родилась 1 января 1884 года в Ярославле, в семье офицера.

Отец ее, грузинский дворянин, 25 лет отдавший военной службе до революции, был женат на русской женщине. В позднейших метрических документах Маша была записана русской, вероятно, потому, что в Российской империи, как и в советской империи, чтобы почувствовать себя относительно счастливым человеком, надо было хотя бы быть русским.

Кроме Маши в семье было еще две девочки. Детей своих Абуладзе держали в строгости и... любви к искусству.

– Девочек в нашей семье, – рассказывала Мария Луарсабовна, – стригли наголо. Я получила спартанское воспитание. Нас заворачивали в мокрую простыню, и она так сохла.

А еще девочек с младенчества учили музыке, мама прекрасно играла на пианино, имела хороший голос.

1893 год. Ярославль. Дети гуляют во дворе. Мать в слезах выбегает на крыльцо:

– Дети, подойдите! Какое горе, умер Петр Ильич Чайковский!

С 12 лет Маша училась в московском Мариинском училище. Как-то после одного отчетного концерта в училище, на котором Маша Абуладзе играла на фортепьяно, ее окружили подруги:

– Маша, Маша, тебя ищет Сергей Рахманинов!

Не понимая, что происходит, на негнущихся ногах она идет в том направлении, куда ей указывают, и натыкается на Рахманинова, худощавого, изящно одетого господина.

– Это ты Маша Абуладзе?

– Да.

– Ты прекрасно играла. А где отец?

– На водах, на юге.

– Дай телеграмму, что ты прекрасно играла.

Детская влюбленность в личность композитора усилилась во время учебы в консерватории. Рахманиновым были очарованы тогда все пого-

ловно.

В консерватории судьба не раз сталкивала ее с Василием Ильичем Сафоновым, директором Московской консерватории, пианистом и дирижером, создателем пианистической школы, человеком очень своеобразным.

– Во время одного концерта, – вспоминала Мария Луарсабовна, – от волнения я три раза срывала начало концертного выступления в училище. Сафонов, сидевший в первом ряду, повернулся к залу и сказал: «Вы посмотрите, какая балда!» Я тут же встрепенулась и стала играть.

А на другой день, завидев полную фигуру директора консерватории, степенно шествовавшего по большому концертному залу, она трусливо спряталась за трибуну. Он же, как нарочно, повернул в ее сторону и обнаружил ее убежище. Двумя пальцами взяв за плечо, заставил подняться с корточек и, просветлев лицом, сказал, обращаясь неизвестно к кому, на чистом французском: «Какая элегантность!»

Как тут не расплакаться от этих метаморфоз в настроении высокого начальства?

И еще раз Сафонов отметился личным участием в ее судьбе, и на этот раз по большому счету.

Был момент, когда семье Абуладзе нечем было платить за учебу дочери. Встал вопрос о ее будущем. Когда задолженность выросла до угрожающих размеров, ее пригласили к директору консерватории в его личный кабинет. Маша была готова к самому худшему. В просторном помещении, украшенном портретом П. И. Чайковского, за дубовым столом, в кресле, отделанном кожей, восседал сам Василий Ильич.

С неизменно строгим выражением лица он кивнул Маше, пригласил сесть, порылся в бумагах на столе. Ничего не спрашивая, ничего не объясняя, сказал: «Будешь учиться бесплатно».

Все знали, что у Василия Ильича большая семья – пять дочерей и трое сыновей. Но разве могла тогда представить себе Маша Абуладзе, что через сорок лет после окончания консерватории, уже в другой жизни, непредсказуемо страшной, судьба сведет ее с дочерью Василия Ильича Сафонова. Да так сведет, что не поговорить, не повспоминать, даже взглядом не обменяться...

Маша Абуладзе, с ее не-обузданным темпераментом, пылким сердцем, с ее состоянием постоянной влюбленности, уже будучи студенткой старших курсов, сошлась с сокурсником, отпрыском знаменитого русского дворянского рода Сашей Челищевым. Увы, он был женат, успел обзавестись детьми. Ради нее он оставил свою семью и уже потом сотворил себе из Маши Абуладзе кумира, которому поклонялся как неземному существу.

Это была ее первая победа над мужчиной, к тому же женатым, это была ее первая роль «роковой женщины», но она не придавала этому особого значения.

Самоубийство провинцией

В мае 1908 года Маша Челищева получила диплом за № 562 – лист большой плотной бумаги с декоративной рамкой, с вензелями и автографами преподавательского состава консерватории. В центре – ее фамилия – «дочь подполковника Мария Луарсабовна Абуладзе (по мужу Челищева), православного вероисповедания, окончила полный курс по педагогическому отделению класса фортепьяно и на испытаниях показала следующие успехи: в главном предмете – игре на фортепьяно – очень хорошие, во второстепенных – хорошие и отличные. Согласно диплому удостоена звания свободного художника... со всеми присвоенными сему званию правами и преимуществами».

А права и преимущества, даримые при том дипломе, были нешуточные и несопоставимые с сегодняшними правами и преимуществами выпускника консерватории.

При своих творческих талантах, живости ума, внутренней энергетике Мария Челищева вполне могла сделать успешную карьеру в столице.

Но она покинула Москву и вместе с мужем переезжает в 1908 году в Ярославль, где когда-то жила ее семья, а потом в Рыбинск. Ее не раз спрашивали:

– Зачем вы здесь живете? – намекая на то, что она, быть может, была рождена для большего.

Она отвечала:

– Меня купцы любят.

И еще возможная причина – это была ее родина. Мария возвращалась в страну своего детства, которую идеализировала. Иначе она бы не переехала в Рыбинск. И для ее мужа Ярослав-ский край и Рыбинск не были терра инкогнита.

Крест жены розенкрейцера

В 1970 году, когда Мария Луарсабовна засобиралась к дочери в Ленинград на постоянное место жительства, она сожгла семейный архив, забрав с собой в Ленинград лишь некоторые письма и фотографии да еще несколько документов: афиши, программки. Так и ушла вместе с ней тайна ее семьи.

Никогда и никому не жаловалась Мария Луарсабовна на своего непутевого мужа. Заговор молчания вокруг его имени хранили и хранят все, кто знал эту семью в дореволюционное время. Так родилась тайна имени Александра Сергеевича Челищева. Неизвестно откуда пришел, неизвестно как жил, неизвестно куда ушел. Одни говорят – умер, другие – уехал в Америку.

Челищевы – знаменитый русский дворянский род, восходящий к Вильгельму фон Люнебургу, бежавшему в 1237 году в русские земли и поступившему на службу к Александру Невскому. Муж Марии Абуладзе Александр Челищев был прямым потомком того самого Вильгельма Люнебурга.

Были среди Челищевых ученые, сенаторы, послы, военачальники. Одним словом, в истории именитых русских родов это один из тех, которые составляли становой хребет русской нации.

Александр Челищев, в отличие от своих предков, выбрал гуманитарную, культурную стезю и, так же как Маша Абуладзе, получил консерваторское образование, стал пианистом и композитором. Был женат на Ядвиге Максимовне Студеницкой, полячке, женщине с тщедушным телом и слабым здоровьем. Она после развода снова вышла замуж за немца Карла Линденберга, человека состоятельного, занимавшегося бизнесом на железнодорожном транспорте.

Старший сын Владимир был по духу наиболее близок отцу, часто с ним виделся и подол-гу жил в новой семье,

у мачехи Марии Луарсабовны в Рыбинске. О нем, Владимире Челищеве (Линденберге), разговор особый.

Вот что интересно. В истории рода Челищевых была своя семейная тайна еще с петровских времен, тайна, бросившая грозный отсвет на многие поколения вперед, в том числе и на жизнь Александра и Марии Челищевых.

Вольфганг Казак пишет об этом так:

«Линденберг (Владимир, сын А. Челищева, носил фамилию отчима) рос в богатом дворян-ском имении Гиреево под Москвой со своей матерью и отчимом. В 1915 году он долгое время провел со своим отцом в духовных упражнениях в уединенном дворце под Рыбинском (Эрмитаж), построенном в середине XVIII века их предками для медитативных собраний русских розенкрейцеров».

По свидетельству

В. С. Брачева, А. С. Челищев в 1903 году входил в ядро «Братства Аргонавтов», руководителем которого был поэт Андрей Белый. Вместе с Челищевым активистами «Арго» стали поэты и философы С. Соловьев, Эллис, Эртель. Завсегдатаями собраний «Аргонавтов» были Бальмонт, Брюсов, Балтрушайтис, Бердяев, Булгаков и многие другие деятели культуры России того времени.

Традиционно масоны воспринимались и властью, и церковью как угроза русской национальной духовной традиции, самим основам государства. И справедливости ради надо сказать, что сами масонские общества и кружки, их стремление, так сказать, усовершенствовать светскую власть и религию (во всех странах, а не только в России, как это пытаются доказать некоторые авторы) вполне

логично воспринимались как заговор против государства и власти.

«Аргонавты» стали идейными преемниками кружка В. С. Соловьева с его учением о Святой Софии – душе мира и ее возможном «тварном воплощении» на Земле.

Александр Челищев выбрал свою Прекрасную Даму, свое воплощение Святой Софии – Машу Абуладзе. Но она не хотела, да и не могла стать фетишем. Маша была вполне земным, светским человеком, с наслаждением воспринимающим маленькие земные радости и утехи. Она жила в гармонии с окружающим миром и не претендовала на большее. «Меня купцы любят» – эта фраза многое объясняет. А как вспоминают ее коллеги, даже в преклонном возрасте, когда ей было за 70, она с удовольствием участвовала в турпоходах, турпоездках, вечеринках, на которых танцевала чарльстон.

Вот откуда, может быть, и исходят причины разлада между молодыми супругами и причины душевных терзаний Александра Челищева.

Роковая женщина

В Ярославле и Мария, и Александр состояли в Русском музыкальном обществе, обучали детей музыке, гастролировали. Здесь, как вспоминали те, кто знал Челищевых, у Марии был свой дом, своя дача. Говорят также, что что-то из недвижимости ей преподнесли в дар местные купцы. Но уже через год с небольшим, а точнее – в 1910 году, Челищевы перебрались в Рыбинск.

Здесь у Челищевых родились две девочки. Одна умерла во младенчестве и похоронена на Георгиевском кладбище. Вторая дочь Ирина закончила сначала Рыбинскую музыкальную школу, потом консерваторию и впоследствии работала концертмейстером Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова.

Что любопытно: в списках учащихся музыкальной школы

2-й ступени за 1921 – 1922 годы под номерами 186 и 187 стоят имена Ирины и Владимира Челищевых, дочери и пасынка Марии Луарсабовны. Почему любопытно – об этом чуть позже.

Рыбинский период жизни Марии Луарсабовны распадается на две не сочетающиеся между собой части: дореволюционную и послереволюционную.

Первый – это период феерический, искрометный, с постоянными гастролями, балами, концертными выступлениями в городе на разных площадках. В ее личном листке по учету кадров управления по делам искусств Ярославского облисполкома этот промежуток после окончания консерватории и переезда в Рыбинск с 1910 по 1918 год так и обозначен – «Концертная работа. Гастроли». До наших дней дошли с десяток афиш, программ, реклам с ее именем.

И почти ничего не известно об Александре Челищеве. Разве что афиша к спектаклю «Дворянское гнездо» с его именем, как автора музыки, да еще ноты его марша к 4 акту «Трех сестер», выпущенные издательством В. Н. Некрасова в Москве, напоминают, что этот человек жил и занимался творчеством.

В Рыбинске Марию Челищеву настигла новая роковая страсть, повлекшая за собой крушение семей, страдания и горестные мысли. Речь идет о рыбинском купце, меценате, владельце усадьбы в селе Борок и типографии, музыканте-любителе Константине Андреевиче Никитине.

Сам Никитин был личностью незаурядной, как пишет Алексей Золотарев в «CAMPO-SANTO» моей памяти» «с нежной артистической натурой». Золотарев называл Никитина «символом одаренности, многоталанности, выносливости и силы нашего великорусского племени». «Очень рельефна была крупная, американского типа, упитанная фигура Константина Андреевича». «Много дал пищи художественной фантазии рыбинцев и еще более рыбинок

К. Андр. своими увлечениями, из них самое сильное, связавшее его имя с Марией Луарсабовной. Но и в этом увлечении больше всего сказались нежность и артистичность натуры К. А.».

Как полагают некоторые рыбинцы, знавшие эту семью, именно неверность жены стала причиной пьянства Александра Челищева. В последние годы своей жизни в Рыбинске он работал тапером в железнодорожном кинотеатре. Многие помнят его музыкальное сопровождение немых фильмов «Нибелунги», «В дебрях Африки», «Розита».

Распались семьи Челищевых и Никитиных. Этот разрыв особенно тяжело переживали дети. Все эти семейные неурядицы не могли не сказаться на их дальнейшей судьбе.

Встреча

С 1934 года Мария Луарсабовна Челищева наряду со своей основной работой в музыкальной школе подрабатывала и в театре в должности заведующей музыкальной частью. А в 1948 году в театр поступила на должность бутафора Анна Васильевна Тимирева-Книпер-Сафонова, дочь бывшего директора Московской консерватории, сосланная в Рыбинск за свою связь, духовную и физическую, с заклятым врагом Советской власти Александром Колчаком.

Несомненно, Мария Луарсабовна знала, кто такая Анна Тимирева, но никаких шагов для знакомства с ней не предпринимала. Это было опасно для нее, бывшей дворянки. Это было вдвойне опасно и для самой Тимиревой, тем более, что добровольцев, следивших и за поведением Тимиревой, и за по-ведение Челищевой хватало.

И вообще, после укоренения в городе советской власти Мария Луарсабовна как-то затихла, даже затаилась. Жизнь в музыкальной школе протекала по-разному, порой на нее накатывали девятибалльные волны чисток и разборок. Она не принимала участия ни в одной шумной компании, занималась своими прямыми обязанностями. Ее ценили как одного из лучших педагогов-музыкантов, отмечали денежными премиями. Раз даже представили ее к награде – медали «За трудовое отличие». Но награды так и не дали.

Она могла гордиться своими выпускниками. О дочери мы уже говорили. Но был еще Шифман, аспирант Московской консерватории, и многие другие.

После Никитина у Марии Луарсабовны, по сути, не было уже серьезных увлечений... Она так и прожила оставшуюся жизнь одна, словно в наказание себе за вольности далекой юности. До конца дней своих сохранила благородство, и внешнее, и внутреннее, красиво ходила, красиво умела говорить.

Можно было бы на этом и закончить сию повесть, если бы не судьба пасынка Марии Луарсабовны Владимира Александровича Челищева.

Круг замкнулся

Еще в 1915 году Владимир Челищев жил вместе с отцом и участвовал в духовных упражнениях родителя. По сути, он был посвящен во все дела своего отца. Несмотря на то, что его мать снова вышла замуж, он продолжал носить фамилию отца.

Как свидетельствует Казак, где-то в 1918 году, счастливо избежав расстрела, Володя Челищев вместе со своим отчимом и уже под его фамилией – Линденберг – возвратился на землю своих предков. В 1920 году написал первое автобиографическое произведение «Три дома». Учился в Боннском университете на медицинском факультете.

В 1936 году он был посажен в концлагерь и отсидел в нем 5 лет не то за масонство, не то за свою прошлую связь с Советской Россией, где ему также угрожали расстрелом.

После войны Владимир Челищев приобретает известность как один из лучших специалистов в области психиатрии. Одновременно продолжает писать книги, всего их он издал около 40 общим тиражом за 500000 экземпляров. В одной из них – «Бобик открывает мир» – он рассказал о периоде жизни, связанном с розенкрейцеровским дворцом-пустынью. К концу жизни Челищев отошел от своих масонских увлечений молодости и стал проповедовать идеи близости немецкой и русской культуры.

В 1997 году автор этих строк предпринимал некоторые попытки разыскать Владимира Линденберга (Челищева), чтобы он помог прояснить некоторые загадки истории его рода и биографии. В конце концов мне удалось узнать, что он живет недалеко от Берлина в собственной усадьбе. Несколько раз я пытался дозвониться до него по телефону. Наконец на том конце подняли телефонную трубку и сообщили, что Владимир Линденберг умер некоторое время назад, а его архив передан в Берлинский городской архив.

На снимках: Мария Луарсабовна АБУЛАДЗЕ-ЧЕЛИЩЕВА; афиша о концерте с ее участием; ноты марша Александра Челищева к 4-му акту «Трех сестер».