Минкульт не предупреждает

Но, приобретя билет в театр, в кино, на концерт, вы, как правило, не только оказываетесь в полной зависимости от организаторов, но и фактически покупаете «кота в мешке». Вместе с этим «свободное искусство» нас все чаще радует откровениями «за гранью фола»: сцены, киноэкраны и выставки иной раз просто кишат матерщиной, порнографией и прочей грязью, не говоря уже о банальной бездарщине.

За семнадцать сезонов, проведенных при капитализме, деятели нашего искусства не только поняли, что их произведения имеют весьма высокую рыночную стоимость, но и прекрасно освоились в технологии рекламы, пиара, маркетинга. И наряду с действительно высококлассными зрелищами учреждения культуры нашей страны захлестнула волна сомнительной и низкокачественной продукции. Благо по существующим нормам производитель не несет перед зрителем практически никакой ответственности.

ОДИН НЕДОВОЛЬНЫЙ

ЗА 17 ЛЕТ

Деньги вам вернут только в случае отмены представления. Все остальное – дело риска. Причем риска именно зрительского. Вживую будет петь певец или под «фанеру»? Первый состав будет играть в спектакле или четвертый? Действительно ли разрекламированный фильм окажется «искрометной комедией» или плохо сляпанной скукой?

Председатель правления московской конфедерации обществ потребителей Дмитрий Янин сказал «НИ», что един­ственный случай, когда недовольный гражданин обратился в общество по поводу некачест­венного концерта, был лет семь назад. С тех пор – ни одного звонка. Многим и в голову не приходит, что качество концерта, спектакля, выставки и условия их проведения могут быть обжалованы за нарушение прав зрителя.

В Российском фонде защиты прав потребителей «НИ» заверили, что к ним еще ни разу не поступали заявления с прось­бой защитить от «плохого» искусства. «Возможно, людям неловко и стыдно обращаться к нам и жаловаться на мат или другие неприятные моменты, которые они видят и слышат в кино, театрах, – рассказала «НИ» юрист фонда Евгения Персидская. – Но если бы к нам поступали подобные заявления, то мы бы обязательно принимали все меры, чтобы защитить потребителей».

ВЗЯТКИ ФОНОГРАМЩИКОВ

К самым дорогостоящим зрелищам у нас относятся концерты. Однако, заплатив стоимость билета (часто равную стоимости хорошего цветного телевизора), покупатель даже не получит гарантию, что перед ним будут петь вживую. Немало уже сказано о том, что на афишах нужно особо оговаривать, что концерт проводится под фонограмму, однако воз и ныне там. Даже самые радикальные сторонники этой меры признают, что она в России действовать все равно не будет: все ограничится взятками звукорежиссеру или лицу, его проверяющему.

Другая сторона медали – мат на сцене. В том, что столичный мэр Лужков лично распорядился не пускать строптивую группу «Ленинград» на большие концертные площадки города, тоже есть элемент отсутствия культуры работы с потребителями. У нас принято либо безгранично разрешать, либо безгранично запрещать. О том, чтобы просто предупредить публику на афишах и билетах (как это делается на компакт­дисках) о нецензурной лексике исполнителей, никто почему­то не задумался.

ВАМ БИНОКЛЬ ИЛИ БЕРУШИ?

До эстрадных цен театрам пока далеко. Но вот выбор: купить зимние сапоги или сходить на кассовый спектакль – уже вполне реален. Правда, сапоги вам дадут померить, а потом засунут чек с гарантией от пары недель до нескольких месяцев. Окажется ли спектакль качественным зрелищем, вы узнаете только в зрительном зале. Удивительно, но, платя солидные деньги за театральные билеты, наши зрители в массе довольно плохо представляют, на что именно берут билеты. По данным одного из последних социологических опросов, в среднем только два процента публики в зрительном зале точно знают содержание пьесы, фамилии занятых актеров, работы режиссера, чью постановку им предстоит увидеть. Основная масса, покупающая билеты «потому что давно не были в театре», потому что «свободный вечер» или давно хочется посмотреть на сцене любимого актера, к предстоящему зрелищу оказывается решительно не готова.

Когда на сцене «Сатирикона» шел спектакль «Великодушный рогоносец», по личному распоряжению Константина Райкина был установлен фейс­контроль, и всех малолетних зрителей решительно разворачивали из театра, возвращая стоимость билета (причина – эротический сюжет спектакля). Но такая акция – вещь чрезвычайно редкая.

Одно из самых страшных испытаний последнего времени – спектакль «Клаустрофобия» Константина Костенко (екатеринбургский театр, приехавший на гастроли в Петербург). На сцене шел подробный и тщательно иллюстрированный рассказ о том, как два зэка «опускают» соседа­мальчика по камере. А в зале сидели мамы с детьми, интеллигентные старушки, несколько школьников и т.д. Выйти из зала можно было только мимо сцены. И далеко не у каждого зрителя хватало выдержки поднять во время дей­ствия свой ряд, спуститься по проходу и на глазах у всех пройти к выходу. Полтора часа шла настоящая экзекуция, когда сидящая за корреспондентом «НИ» мамаша старалась закрыть глаза и уши своей 12­летней дочке. И все эти мучения люди терпели за собственные деньги. При этом в рекламке спектакля не было ни одного слова о реальном содержании предстоящего зрелища: там скупо сообщалось, что речь идет о непростых отношениях товарищей по камере.

Между тем в международной практике принято предупреждать зрителей о том, что их ждет. Когда в Эдинбурге испанец Каликсто Биейто показывал довольно шокирующий спектакль «Платформа» с элементами жесткого порно и нецензурной лексикой, весь театр был буквально обклеен предупреждениями. Их раздавали при покупке билетов. Ими снабжали у входа в зрительный зал, чтобы каждый зритель мог выбрать: готова его нравственность к предстоящим испытаниям или нет.

Безусловно, в целом ряде постановок и матерный сленг, и откровенные сцены художест­венно необходимы. Вырежи из мхатовского спектакля «Изображая жертву» матерный монолог офицера милиции, и он потеряет кульминационную сцену. Лиши Калягина­Короля Убю сочных словечек – и фарс Альфреда Жарри сильно потеряет в колорите. Но почему бы не предоставить право выбора – смотреть или не смотреть – самому зрителю?

СВОБОДНОЕ ИСКУССТВО: НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЕТ!

Недоразумения сплошь и рядом встречаются и в сфере художественных выставок. Около двух лет назад в одну из московских галерей привозили редкие снимки Роберта Маплторпа (работы этого художника показывал и Эрмитаж). В прессе было объявлено, что можно увидеть величайшую классику фотоискусства ХХ века из первых рук. В результате охранники галереи вынуждены были отпихивать от дверей школьные экскурсии с «продвинутыми учителями». Педагогам на ухо объясняли, что снимки – гомоэротичные.

Зона современного искусства – самая опасная для неподготовленного посетителя. Там, где, например, звучит гендерное высказывание (заявление художника о половом неравенстве), зритель может усмотреть порнографию. Там, где речь идет о призыве к религиозной терпимости, сторонний наблюдатель подумает, что перед ним – оскорбление чувств верующих. Опытные галеристы считают, что информировать о «рифах и провокациях» не входит в их обязанность, к ним идут те, кто готов к любым встряскам, а объяснять – дело журналистов.

КАССЫ И РЕЙТИНГИ

Нецензурные слова на киноэкране в последнее время стали практически нормой. Правда, обо всех этих автор­ских изысках режиссеры, продюсеры и прокатчики фильмов почему­то с удовольствием рассказывают в интервью, но никогда не сообщают в аннотациях к картине. Максимум, чем они ограничиваются, это ремаркой – «от 18 лет». В результате зрители только во время сеанса понимают, что зря пришли на эту картину. Именно поэтому в кинотеатрах часто можно наблюдать, как люди уходят из зала уже на первых минутах просмотра фильма. Потраченные деньги кассиры, естественно, не возвращают. Такая политика не только нарушает права потребителя, но и поощряет недобросовестных кинопроизводителей.

На Западе к прокату картин относятся более добросовестно. В США с 1968 года перед тем как попасть в широкий прокат, фильм проходит через специальную процедуру присвоения рейтинга. Классификация была разработана ассоциацией кино Америки и национальной ассоциацией владельцев кинотеатров. Рейтинги картинам присваивают не профессиональные критики, а родители­добровольцы. Они просматривают фильм и особое внимание уделяют различным «черным» моментам. К примеру, они отмечают, есть ли в картине обнаженная натура, сцены насилия, ужасы. После этого фильму присваивается один из рейтингов: G (предназначен для любой аудитории), PG (фильм содержит ряд сцен, которые могут негативно повлиять на ребенка), PG­13 (детям до 13 лет этот фильм смотреть не рекомендуется), R (фильм не предназначен для подростков, не достигших 17­летнего возраста) и NC­17 (обычно подобным образом обозначают порнофильмы).

Трудно предполагать, что при продаже билетов организаторы концерта, директора фестивалей, кураторы выставок сами и добровольно захотят предоставить покупателю полную и достоверную информацию. Скажем, честно написать, что спектакль не удался, концерт страдает откровенной пошлостью, от содержания кинокартины с души воротит, а с потолка галереи на вас может упасть человеческий труп. Но в качестве первых шагов навстречу зрителю вполне можно в обязательном порядке требовать предоставлять информацию о нецензурной лексике или шокирующих моментах предлагаемого зрелища. Как это ни парадоксально, но подобная мера пойдет на пользу и самому искусству. Принятые меры восстановили бы пошатнувшийся кредит доверия публики к своим художникам. Мировой опыт показывает, что меры по защите прав потребителей часто поднимают спрос в той или иной отрасли. Облагораживая нравы в сфере искусства, превращая зрителя из слепой жерт­вы в сознательного участника процесса, глядишь, можно поднять и прибыли в сфере культуры. Прежде всего духовные.