Такие учат музыке и самой жизни

Читал и переживал заново все встречи с Шестериковым. А было их ох, сколько... И не от того, что я мог часто ездить на концерты «Соколят» в Рыбинск или Ярославль или в иные большие города. Куда уж там, в Рыбинске и Ярославле я их слушал всего, дай Бог, пяток раз и даже подойти к ним после выступлений не решался, восхищённый и смущённый.

Нет, все главные встречи были у нас, в Мышкине. Великий воспитатель, великий учитель музыки не делал разницы между знаменитыми сценами Франции и Германии и скромной сценой Мышкина. И его «Соколята» много раз выступали в нашем городе, чаруя и радуя мышкинцев, удивляя и увлекая. Господи, какие это были встречи! Они все цвели радостью от пережитого. А первая из них оказалась очень противоречивой по испытанным чувствам; одарив радостью, одновременно повергла нас, мышкинцев, в истинное расстрой­ство! И было отчего расстраиваться: оповещение о концерте «Соколят» оказалось слабым и слушателей собралось совсем немного, всего половина зала нашего Дома культуры. Боже мой, как обидно-то было, как совестно перед гостями!

Но они же и утешили нас, начав концерт так, словно выступают перед громадным, до краёв заполненным залом в Париже или Берлине! Каков «запев» всему концерту Сергей Алексеевич дал уже самыми первыми своими словами... Какими яркими самоцветами просияли первые мелодии... И как мощно и кристально чисто вступал хор. Утешьтесь, на сей раз немногочисленные мышкинские любители музыки, и... отдайтесь её волшебству!

Разными, по-разному прекрасными были эти встречи. Мы прочувствованно ценили каждую, и, может быть, самыми особенными оказались те, что бывали летом на открытом солнцу и лёгкому ветру зелёном пространстве территории народного музея. Помню, когда хор послал нам своё распевное привет­ственное «Здра-а-вствуй-те!», душа уже содрогнулась, и мы не могли не поклониться в пояс этим юным приверженцам прекрасного, посвящённым в чудесные тайны музыкального искусства. А каково было выступление «Соколят» в главном храме нашего города, величественном и прекрасном Успенском соборе. Мы, замерев, внимали хору, а сам настоятель храма отец Александр, поющий человек и сердечно любящий пение, прочув­ствованно следил за всеми чистыми взлётами и переливами дет­ских голосов и... жил в этом светло утвердившемся мелодическом мире. Концерт был радостным, а когда мощно и возвышенно грянула «Аве Мария», то у многих из нас слёзы на глаза навернулись и, как сказал отец Александр, «душа тронулась...».

А душа у самого руководителя «Соколят» всегда трогается на любое благое дело русской культуры и тепло отзывается и на детские способности, и на смелые начинания, и... на добрые простые встречи. Как-то однажды, оказавшись по делам в Рыбинске, уже после завершения всей своей «программы» мы маленькой группой мышкинцев стояли у парапета волжской набережной, созерцательно проводя невеликое оставшееся время. Мимо шли прохожие, катился поток машин, катилась жизнь большого города Рыбинска...

Вдруг один автомобиль покинул общее движение, припарковался-прижался к тротуару, и из него вышагнул, улыбаясь всем нам, человек в знакомом берете и знакомых очках. Шестериков! И мы сразу радостно и живо разговорились, словно расстались лишь вчера. Обсудили и мышкинские новости, и события жизни «Соколят» и «сверили часы» нашего гражданского россий­ского настроения.

Говорили, как душевно родные. А когда Сергей Алексеевич, тепло простившись с нами, уехал, то мои сотрудники с сердечным пониманием рассуждали: «Ну, кто мы ему? Малые встречные на его большом пути. А вот ведь не преминул остановиться и подойти как к своим. Душевный человек. Такие не только музыке, а жизни учат...».

И это истинно так. Как бы ни жили, какие бы потери в судьбе ни случались, память наша всегда, как за спасением, обращается к лучшему в нашем былом. И среди этого лучшего, конечно, и милые «Соколята», и их по-доброму мудрый учитель, и... в вечной высоте времени и чувств