Дмитрий Суровцев: «Или скорей бы ранило, или скорей бы убило»

К Дню Победы «Ярославский Регион» публикует серию интервью с ярославскими ветеранами Великой Отечественной войны.

Мерно стучат колеса. Вагон погружен в сероватый полумрак: утро за окном только вступает в свои права. Электричка летит, оставляя позади дачные поселки и города.

В соседнем кресле – пожилой улыбчивый мужчина с запоминающимся взглядом. Это Дмитрий Архипович Суровцев, ветеран Великой Отечественной войны и мой случайный попутчик. В этом году ему исполняется девяносто лет. Пока мы едем, разговариваем о жизни и о войне.

– Дмитрий Архипович, как вы попали на фронт?

– Я родился в 1923 году. Когда началась война, мне было восемнадцать. До этого учился в сельской школе. Меня призвали еще в сорок первом. Сначала была «учебка», потом маршевая часть, а в январе – на передовую, на фронт.

Я попал в морскую бригаду. Ближе к линии боев пришел к нам представитель и нас – сто восемьдесят человек – забрал. В основном молодых, старшие для работы остались.

– Что было дальше?

– То время было самое тяжелое. Отступали, всячески старались сократить потери. Немец по магистрали шел, а мы по задворкам. Он утром, а мы вечером, когда темно.

Брали мы в основном численностью. Обороняющаяся сторона, а потерь больше, чем у наступающей. У нас ни боеприпасов не хватало, ни техники: авиации, танков. Вот и солдат больше теряли.

Был у нас такой случай. Приказ: взять село на другом берегу реки. Речка такая – Северский Донец. Зима, и мы под обстрелом по льду пошли. Укрыться негде, а по нам шквальный огонь: из пулеметов стреляют, из минометов. Немец сидит себе, бросает одну мину за другой, а мы ему даже ответить не можем. Бросили одну, командир и спрашивает: «Сколько у нас еще зарядов?» Смотрим: в ящике еще четыре штуки. Отвечаем: «Четыре, товарищ командир». Он и говорит: «Повременить пока, подождать. Не стреляйте больше!»

Положил нас враг, не можем взять село. Отступаем, считаем погибших. Оказывается, 30 % потеряли... А потом снова приказ: село оставить, обойти его. Оно никому не нужно оказалось, и потерь можно было бы избежать...

Простых солдат никто не жалел. Все было на дисциплине основано, потому и войну выиграли. В сорок втором Сталин издал приказ о создании заградотрядов. Получилось так: мы с винтовками образца 1891 года против немцев, а позади – «заградители» с автоматами. У нас в голове мысль: «Чем погибать от своей пули, уж лучше я от вражеской погибну». Так и шли в бой...

– Что вы чувствовали в бою?

– Сначала страшно было. А потом уже думаешь: «Или скорей бы ранило, или скорей бы убило». Вот так – всего два варианта. Ну и фронтовики, которые дольше нас на войне, поддерживали, учили: «Вот упала мина (при этих словах Дмитрий Архипович улыбнулся) – туда перебегай и ложись в воронку».

– Как сложилась ваша судьба на войне?

– На фронте я пробыл меньше года. В октябре сорок второго меня тяжело ранило в ногу. Отправили в госпиталь, там я пролежал полгода и больше в бою уже не был. Сочли негодным к службе. Так что воевал я недолго.

– Но все-таки в самое трудное время. Расскажите теперь о послевоенной жизни.

– После победы жизнь складывалась хорошо: завел семью, окончил школу фрезеровщиков и работал станочником. Сначала на заводе пятнадцать лет, а потом пошел в систему академии наук, в институт кристаллографии. Там проработал 32 года – сначала токарем, потом мастером, потом старшим мастером, а потом и начальником цеха. Увлекался музыкой, шахматами. На заводе был старостой оркестра народных инструментов, а из шахматного клуба нас с товарищами уборщица метелкой выгоняла: так затягивало. В клубе были конкурсы, сеансы одновременной игры. Приходили к нам знаменитые шахматисты: Ботвинник, Смыслов, Таль...

Лет до семидесяти пяти держал себя в форме, ходил на лыжах. Сейчас из-за ног трудно... А тогда, бывало, и внука брал, тащил его за собой на санках, как на буксире.

– Какой была жизнь при Советском Союзе? Лучше, чем сейчас?

– Трудно сказать, лучше ли... Не было такой замкнутости, люди были более открытые. Патриотизм был, это и на войне помогало. В селе, где я детство провел, были два культурных центра: школа и медицина. Учителя были очень хорошие: мать – учительница, и дети ее оканчивали педагогический институт и приезжали в школу работать.

Патриотизмом заражали с ранних лет: праздничные походы устраивали, писали торжественные лозунги, майские торжества проводили, октябрьские торжества... Была пионерская организация, комсомольская работа.

Молодые люди были другими. У меня сейчас два внука, одному 36 лет, другому – 32, и оба не женаты. Говорят, семью содержать не на что... И от государства стало меньше поддержки, и молодежь изменилась. Одна пожива сейчас в деньгах, а ведь деньгами счастья не построишь...

Сейчас советский строй критикуют, особенно сталинизм. Я не согласен с репрессиями, но сравнивать с фашизмом не стоит: все-таки это наше прошлое. Много и хорошего было сделано. Хрущев, например, за три года половину Москвы из бараков в дома переселил, предоставил людям жилье, да еще и бесплатное. Теперь бы кто-нибудь так о молодых семьях позаботился...

Может, пионерия и комсомол теперь уже не нужны. Но и в прошлом стоит видеть что-то хорошее, не клеймить все подряд.

– Как сейчас к вам относится молодежь?

– Неплохо... когда жил рядом со школой, приходили ко мне, готовили поздравительные выписки с рисунками. Я тоже с ребятами общался, ходил на школьные встречи. Хороших ребят и сейчас много, и я этому рад.