Андрей Кокошин: «Пришло время технократов»

Для модернизации нам нужны «интегральные менеджеры», сочетающие в себе возможности финансиста, технаря и юриста

Правительственные и неправительственные эксперты региона, объединившиеся в креативно-аналитическую группу «Ярославская инициатива», предложили на Мировом политическом форуме следующего года подискутировать на тему повышения эффективности управления государством и бизнесом. Это особенно важно в свете ожидаемого вступления России в ВТО. По мнению депутата Госдумы РФ от Ярославской области, академика–секретаря Отделения общественных наук РАН Андрея Кокошина, стране сейчас нужна принципиально новая модель управления, в корне отличная от ориентированной исключительно на финансовый результат.
– Андрей Афанасьевич, деятельность американской корпорации как оптимальной модели хозяйствующего субъекта оценивается прежде всего по ее финансовым достижениям. Неужели вы ставите под сомнение постулаты рыночной экономики?– Я не согласен с тем, что эта модель – оптимальная. Скажу больше, именно ее изъяны, возможно, и стали одной из основных причин мирового финансового кризиса. В высшем менеджменте американских корпораций эксперты отмечают падение роли и влияния техно­кратов и усиление позиций тех управляющих, кто ориентирован исключительно на финансовый успех. К чему это ведет, показывает катастрофа с разливом нефти в Мексиканском заливе.

– Вы предлагаете альтернативу?– Без создания модели некоего «интегрального менеджера», оптимальным образом сочетающего возможности финансиста, технаря и юриста, я думаю, мы в процессе модернизации серьезно вперед не продвинемся. В советское время у нас была эффективная модель управленца в лице генерального конструктора, сделавшая СССР супердер­жавой. Пока замены ей не придумали, но мировой опыт свидетельствует, что именно неотехнократы, ориентированные на достижение долгосрочных стратегических результатов, могут компенсировать заточенность многих политиков, предпринимателей, менеджеров на ситуативный подход к принятию решений. Так, во Франции национальная технократия продемонстрировала подлинную, не показную патриотичность и исключительно высокий уровень своего профессионализма при восстановлении роли страны как великой державы в 50–70-е годы прошлого века, обратившись к инструментам пятилетнего планирования. Выдающимся представителем индийской технократии является доктор Абдул-Калам, создатель национального ракетно-космического потенциала, «гуру» науки и высоких технологий, который в 2002–2007 годах был президентом этой страны. Исключительно велика роль технократии в модернизации Китая.
Технократия требует к себе социологического отношения, аналогичного подходу к бюрократии одного из отцов-основателей современной социологии и политологии Макса Вебера. Ведь без учета закономерностей техно­эволюции, взаимодействия техносферы с социумом, с экосферой современное государство и общество не могут должным образом развиваться. Многим уже очевидно, что новая модель управления государством и экономикой необходима для обеспечения национальной конкурентоспособности.
– Что вы вкладываете в это понятие?– Выверенное ее определение пока еще по многим позициям не состоялось. Самые передовые наши предприятия, где сидят цепкие грамотные ребята, которые знают иностранные языки и поварились в конкурент­ной среде, в разных регионах Российской Федерации активно ищут для себя формулы конкурентоспособности. Они в первую очередь ориентируются на решение сложных инжиниринговых задач, на производство интеллектуального продукта, который пока ни китайцы, ни вьетнамцы, ни даже индийцы произвести у себя не могут.
– В своей книге «Нелинейные уроки демографической революции и Россия» Сергей Капица говорит о том, что человечество – это единый глобальный феномен. Благодаря межгосударственному взаимодействию и обмену информацией развивающиеся страны, как младшие дети в семье, заимствуя опыт «старших братьев», зачастую очень быстро осваивают новые технологии и эволюционируют стремительно. Есть такой шанс у России? – Да, если она не замедлит с принятием столь нужных сегодня решений. Давайте пристальнее присмотримся к Китаю, который производит сейчас уже не только детские игрушки, текстиль, простую бытовую электронику, но и большегрузные машины, станки и оборудование, все более сложную электронно-вычислительную технику, продукцию судостроения. Изучая опыт китайцев, которые очень долго готовились к вступлению во Всемирную торговую организацию, 20 лет жестко торговались из-за условий, я обратил внимание, что они успели сделать очень многое прямо накануне вступления в ВТО, заключив целый ряд сделок. К примеру, сделки с западными компаниями относительно поэтапного замещения компонентов импортного производства в сборке сложных изделий китайскими, чтобы в течение пяти лет доля последних увеличилась с 5 до 70 процентов. Такие соглашения нужно и нам повсемест­но заключать до того, как мы вступим в ВТО.
– Также Китай очень успешно использует свой политический и военный потенциал в целях экономического роста. Этому тоже нужно учиться?– Разумеется, политическое влияние страны существенно помогает бизнесу конкурировать на мировых рынках. Для защиты наших природных богатств, путей перевозки углеводородов нам нужны современная армия и военно-морской флот. Поэтому я считаю, что военная мощь страны должна рассматриваться как одно из средств обеспечения национальной конкурентоспособности.
– К ней принято относить и состояние человеческого капитала. – Для России это очень больная проблема. Сегодня молодые начинают приходить на предприятия, в НИИ и КБ, но среднего поколения технократов у нас почти нет: оно, как войной, выбито «реформами», катаклизмами 1990-х. С рядом руководителей ярославских предприятий мы пришли к выводу, что если в ближайшие 5–7 лет мы не восполним этот разрыв, то утратим одно из своих главных конкурентных преимуществ в глобальной экономике – возможность создавать и эксплуатировать наукоемкие производства и сложные технические системы.
Ольга ПЕТРЯКОВА