Культурный шок отменяется

Но мы выжили. Прежде всего потому, что инспирированная «война гигантов», то бишь соревнование Первого канала и «России», на деле не осуществилась.

«Россия» из десяти запланированных сразу показала две серии экранизации А. Солженицына «В круге первом» в воскресенье, в понедельник шла уже третья серия. Правда, ее смотрели лишь те, кто накануне выжил после ритмически подчеркнуто монотонных, разговорно-многозначительных и показавшихся в нашем телевизионном быстросменяющемся эфире безумно длинными первых двух. Телевидение пошло на немыслимую жертву, убрав из своего вещания рекламу, которая (упаси классик!) могла осквернить прокат фильма о науке в застенках, о выхолощенной любви, о невольных предательствах и никому не нужном риске.

Уровень многозначительности, казалось, уже нельзя было превысить, и потому неожиданно зазвучал закадровый голос автора – Солженицына: он был не патетическим, а совершенно спокойным (не забудем, человеку к девяноста годам), хотя оказался едва ли не темпераментнее, чем голоса относительно молодых актеров. Этот голос, да простится мне цитата из шедшего параллельно «Золотого теленка», свидетельствовал о том, что автор взволнован. Актерам же велено было говорить голосами тусклыми, с интонациями одинаковыми – что у министра Абакумова, что у математика Нержина.

Простенький эффект узнавания или неузнавания ведет за собой каждого зрителя при встрече со зримым воплощением хорошо известного текста (кстати, у меня есть сомнения в том, что текст Солженицына известен широкой публике так же хорошо, как текст Ильфа и Петрова). Но именно на этот эффект рассчитана любая телевизионная работа, где в основе – апробированный литературный текст. И мы начинаем до занудства подробно сравнивать.

Корейко в фильме бойкой У. Шилкиной, известной (либо неизвестной) нам по «Убойной силе», где были клишированные ситуации и раз и навсегда в маски заряженные персонажи, – это один из таких поводов для неузнавания. Где ефрейторские усы, спрашиваем мы авторов экранизации? Где серенький мышонок, непробиваемый миллионер, сколотивший богатство всего-навсего на чужих промахах?

Играющий эту роль актер Девотченко считается одной из театральных звезд, не слишком востребованных в кино. Белобрысый неврастеник в застегнутом на все пуговицы кительке, семенящий вдоль обшарпанных стен своего городишка, возможно, он был задуман как пародия на наших современных россий-ских миллионеров-функционеров. Но тогда и Бендер должен был быть ему под стать – без милицейской фуражки и шарфа, без лениво-командных интонаций. Но Бендером предполагался актер звездного уровня популярности, и потому умирающий от скуки, совершенно неазартный и вовсе не склонный к феерическим импровизациям Меньшиков огорчает не меньше, чем его антагонист. Где воздушная легкость Костика из «Покровских ворот», где стильность и таинственность его персонажей из «Утомленных солнцем» или «Статского советника»? Корейко и Бендер, сравнявшиеся в своей пресной неузнаваемости, напоминают давнюю забаву курортных фотографов: стоит фанерный щит с изображением всадника на фоне горы, а в отверстие под папахой вставляется любая физиономия. И себя узнать потом будет приятно, и затрат на оформление кадра никаких.

Именно этими «головами» в фанерных прорезях выглядят большинство персонажей «Теленка», за исключением, пожалуй, одного и далеко не самого главного. Мне таким представляется вечно карикатурный со своими упреками в адрес «волчицы грязной» Васисуалий Лоханкин. Вовсе не считая Михаила Ефремова актером выдающимся или даже просто ярко одаренным, я полагаю, что его Лоханкин – возможно, в силу пародийного сходства этого почти интеллигентного, с бородкой и пенсне, в полосатой пижаме существа с отцом актера, О. Ефремовым, в некоторых его ролях – оказался таким уместным, таким обыденным, таким смешным и по-настоящему узнаваемым.

Стремление к узнаваемости экранизации романа Солженицына тоже сыграло злую шутку с таким выдающимся, таким умным, таким порядочным в своей профессии режиссером, как Глеб Панфилов. Если девушке Шилкиной не удалось соперничество с великим фильмом М. Швейцера, где Бендера играл С. Юрский, то соперником Панфилова оказался... он сам. Имея блестящий опыт постановки фильмов по оригинальным сценариям (только горьковские «Васса» и «Мать» опирались на классику, но самого классика, к счастью, не было рядом с режиссером), Панфилов избрал способ работы, очевидно, продиктованный тем, что сам был избран автором для этой постановки. Немереный пиетет перед писателем-зэком, ненарушение структуры его диалогов, для которых современное телевидение, да еще без специальной работы с кадром, монтажом, уже не предрасположено, сделали блестящего режиссера заложником архаичной формы телеповествования.

Хороши ли актеры? Да, хорош Е. Миронов, но только не здесь, где его снимали чуть ли не со спины, общим планом, а в шедшем параллельно по другому каналу и в утренние часы недавнем сериале «Идиот». Замечательный актер, чьи возможности не были реализованы и даже востребованы. Хороша ли И. Чурикова в небольшом эпизоде и Г. Тюнина в нескольких других? Недаром ставлю рядом двух актрис разных поколений, причем одну – великую, к тому же музу режиссера: обе жили в кадре словно со связанными руками. Они не хороши и не плохи, они тихи и послушны, но так и не дает телеэкран различить, то ли это женщины сорок девятого года так замордованы, то ли актрисы пришиблены авторитетом «живого классика». Зато узнаваемость подробностей быта, как и во многих нынешних ретросериалах, соблюдена.

Возвращаясь к телевизионной сетке вещания, хочу заметить тем, кто пугался наложения одного фильма на другой: то пресс-конференция президента задержала начало показа «Теленка», то интервью с другим президентом затянулось – так или иначе серии Солженицына успевали закончиться до начала серий Ильфа и Петрова. Думаю, многие поддались своей привычке испытывать пиетет к одним только именам авторов. Да, мы с дет-ства помним, кто будет «командовать парадом», и видим перед собой шрам, белеющий на горле великого комбинатора; да, мы с юности или с более зрелого возраста, это уж кто в каком был, когда до нас долетели страницы романа о «шарашке», помним это ощущение безмерного ужаса от обнаженности и беззащитности человека, его мыслей и чувств перед лицом или безличием то и дело дающей сбой государственной машины... Но для тех, кто готов был смотреть новые телеверсии ставших классикой литературных произведений без пиетета перед классиками, проблем не было.

Технически это было осуществимо. А вот эстетически и эмоционально вздох восхищения или ужаса, всплеск сопереживания или отвращения не случились. Неделя прошла без культурного шока. Не верится и в то, что завершение сериалов принесет неожиданный рывок.